|
|
|
Прикосновение
*
* * * * * * * * * * *
“Проявления её
[благодати Божией], равно как и богатства области, в которой она
раскрывается, не менее обильны и разнообразны, как и явления обычной
жизни. И если б могло быть ясно понято и понятно, изображено,
бывающее там: вражеские нападения и искушения, борьбы и одоления,
падения и восстания, зарождения и укрепления разных проявлений
духовной жизни, степени общего преуспеяния и свойственное каждой
состояние ума и сердца, взаимодействие во всём свободы и благодати,
ощущение близости и отдаления Божия, чувство промыслительного
вседержительства и положения себя - окончательного и безвозвратного
- в десницу Господню, с отложением всех своих способов действования,
при непрестанном, напряжённом действовании, - если бы всё сие и
многое другое, не разлучное с истинною в Господе жизнью, могло быть
ясно и удобопонятно изображено, то представило бы картину, сколько
привлекательную, столько же и поучительную, - картину, похожую на
всемирное путешествие.
Путешественники
пишут путевые заметки обо всём, что встречают достойным внимания на
пути своём. Писали свои заметки и избранники Божии, в разных
направлениях проследивших все тропы духовной жизни, о всём, что
встречали и испытывали в столь многотрудном шествовании своём. Но
участь и назначение тех и других заметок не одинаковы.
Не
имеющие способа путешествовать могут и не двигаясь с места составить
себе довольно приблизительные понятия и представления о чужих
странах, посредством чтения путевых заметок других путешественников,
поскольку формы жизни всех тварей больше или меньше походят одни на
другие, в каких бы странах они не проявлялись. Не то бывает в
отношении к опытам духовной жизни. Понимать их могут только
шествующие путём сей жизни. Для не вступавших на него это совершенно
неведомая наука, но и вступившие на него не всё вдруг понимать
могут. Их понятия и представления уясняются по мере шествия и
углубления в страну духа. По мере умножения собственных опытов
духовной жизни становятся ясными и понятными указания опытов,
замеченных святыми отцами в писаниях.
При
всём том, однако же, изображение разных проявлений духовной жизни,
заключающееся в святоотеческих писаниях, не есть дар напрасный и для
всех вообще христиан. Оно даёт всякому понять, что если он не
испытал ещё того, о чём говорится в сём описании, то значит, что
установившийся для него образ жизни, несмотря на то, что с ним
мирится его христианская совесть, не есть законченное совершенство,
лучше которого нечего желать и выше которого некуда идти. Давая же
это понять, оно не может не возбудить ревности к преуспеянию, не
может не манить вперёд, указывая там нечто лучшее, нежели чем
обладает он.” [1, стр.260].
*
* * * * * * * * * * *
“Надобно
заметить здесь, что ночное время для молитвы св. Отцы особенно
потому избрали и законоположили нам, что в ненарушимой тишине ночи,
когда уснет всякая молва житейская, и даже самые страсти притихнут в
нас, ум бывает светлее и чище, мысль возвышеннее, и сердце теплее к
Богу, так что тогда молитва легко, как на крыльях Ангельских,
несется на небо в невозмутимом спокойствии и чистоте духа.” Письмо седьмое, [2,
стр.63].
“Бог
всегда был, есть и будет Богом спасения, следовательно, также были,
есть и должны быть, до последнего дня люди Ангельской чистоты; а
иначе мир не мог бы стоять, если бы во всяком роде и в каждом
периоде времени не было бы своего рода таких людей, которые, силою
молитв своих, служат оплотом человечества, которые держат весь
видимый мир на незыблемых твердынях своего молитвенного духа.” Письмо тринадцатое, [2,
стр.148 - 149].
“Царствiе
Божие,
сказал Господь, внутри
вас; да, оно в нас: но многие ли из мирян дадут понятие, что это
за небесное царствие, между тем как афонец, если не объяснит его
словами, то скажет просто, что здесь в сердце - точно рай, а как
описать, нет силы, потому что райское наслаждение можно только
чувствовать, и достигать его; но слов о нем нет на языке
человеческом; на это надобен язык Ангельский ...” Письмо первое, [2,
стр.420].
*
* * * * * * * * * * *
“-
А что значит быть в молитвенном общении?
-
Зачем тебе это? Молись Богу, исполняй заповеди, а знание этого само
в своё время придёт ...
-
А духовника своего слушаться как старца надо и целиком свою волю ему
отдавать?
-
Как старца. Только надо искать такого духовника, который будет
соблюдать не свою, но Божию волю.
-
А как его найти?
-
Молись, и Господь пошлёт. Своего духовника и со спины узнаешь ...”
[3, стр.47].
*
* * * * * * * * * * *
“Но
кто настолько безумен, чтобы стал думать, будто Бог нуждается для
чего-либо в том, что предлагается ему в жертвах? Божественное
писание свидетельствует об этом во многих местах; чтобы не
распространяться, достаточно припомнить следующие слова псалма: Рехъ Господеви: Господь мой еси
ты, яко благихъ моихъ не треши (XV, 2). Поэтому должно думать,
что Бог не нуждается не только в животном, или вообще в каком-либо
тленном и земном предмете, но даже в самой человеческой праведности,
и что всё то, в чём выражается истинное почитание Бога, полезно
человеку, а не Богу. Не скажет, конечно, никто, что был полезен
источнику, когда пил из него, или свету, когда видел его. Если
древними праотцами совершались жертвоприношения животных, - о чём
народ Божий теперь только читает, но чего уже не делает, - это нужно
понимать так, что подобные жертвоприношения были знаком того, в чём
выражается наше желание - быть в общении с Богом и помогать ближнему
в достижении той же самой цели. Видимая жертва представляет собою
таинство, т.е. священный знак жертвы невидимой; отсюда некто
кающийся у пророка, или сам пророк, старающийся умилостивить Бога за
свои грехи, говорит: яко аще
бы восхотелъ еси жертвы, далъ быхъ убо: всесежженiя не благоволиши.
Жертва Богу духъ сокрушенъ, сердце сокрушенно и смиренно Богъ не
уничижетъ (Псал. L, 18, 19). ... Не желает Бог жертвы в смысле
заколаемого животного, но желает жертвы в смысле сокрушённого
сердца. ... Отсюда Бог говорит словами другого псалма: Аще взалчу, не реку тебе: моя
бо есть вселенная и исполненiя ея. Еда ямъ мяса юнча, или кровь
козловъ пiю (XLXI, 12, 13)? Он как бы так говорит: “Ведь если бы
всё это было необходимо для меня, Я не стал бы просить у тебя того,
что находится в моей власти”. Книга десятая, [4, стр.110 -
111].
“...
когда воля, оставивши высшее, обращается к низшему, она делается
злою не потому, что то, к чему она обратилась, зло, а потому, что
само обращение её имеет превратное свойство. Поэтому не что-либо
низшее сделало волю злою, но сама воля, сделавшись злою, приняла
превратное и беспорядочное направление к низшему. Если кто-нибудь
двое, при одинаковом состоянии тела и духа, обращают внимание на
красоту какого-нибудь тела, и увидев её один склоняется к
непозволительному наслаждению, а другой остаётся непоколебимым в
своей целомудренной воле; что мы признаём причиною того, что в одном
воля сделалась злою, а в другом не сделалась? ... И от чего это, как
не от собственной воли ...” Книга одиннадцатая, [4,
стр.244].
“...
уклонения бывают не к злу, а злые, то есть не к злым природам, но
злые потому, что происходят вопреки порядку природ от высочайшего
бытия к низшему. Корыстолюбие, например, порок не золота, а
человека, имеющего превратную любовь к золоту, оставившего правду,
которую он должен был бы ценить несравненно выше золота. Также точно
невоздержание есть порок не красивых и привлекательных тел, а души,
которая имеет превратную любовь к телесным наслаждениям, презрев
воздержание, через которое мы духовно соединяемся с тем, что,
оставаясь неизменным, более прекрасно и привлекательно. И тщеславие
есть порок не похвалы человеческой, а души, которая имеет превратную
любовь к похвалам со стороны людей, принебрегши свидетельством своей
совести. Равным образом и гордость есть порок не дающего власть, и
не самой власти, а души, которая имеет превратную любовь к своей
власти, презрев более справедливую власть сильнейшего. Поэтому кто
имеет превратную любовь к благу какой-либо природы, тот, хотя бы и
достиг его, делается сам злым при обладании благом, и несчастным,
как лишившийся лучшего блага.” Книга одиннадцатая, [4,
стр.244].
*
* * * * * * * * * * *
“Жил
некто в заботе, часто волнуясь между страхом и надеждою. Однажды,
придя в уныние, повергся он в молитве перед алтарём церковным и
сказал сам себе так: “о, когда бы знал я, что останусь твёрд”.
Тотчас послышался ему в душе божественный ответ: “а когда бы знал
ты, что стал бы делать? Что стал бы делать тогда, делай и теперь, и
будешь в безопасности”. Книга
первая, глава 25, [4, стр.40].
“На
двух крыльях поднимается человек от земного - одно крыло у него
простота, другое - чистота. Простота должна быть в мысли, чистота в
чувстве. Простота ищет Бога, чистота приемлет и вкушает. Никакое
доброе дело не затруднит тебя, если будешь в душе свободен от всякой
беспорядочной привязанности. Если не имеешь в предмете и не ищешь
ничего, кроме благоволения Божия и пользы ближнего, будешь иметь
внутреннюю свободу. Когда бы просто было сердце твоё, тогда всякая
тварь тебе служила бы зерцалом жизни и книгой святого учения.” Книга вторая, глава 4, [4,
стр.40].
Использованная
литература
1.
Сборник
о молитве Иисусовой. М.: Издательство Спасо-Преображенского
Валаамского монастыря, 1994.
2.
Письма
Святогорца о Святой Горе Афонской. АО "Чертановская
типография".
3.
Ильинская
А.И. Страницы жизни Шамординской схимонахини Серафимы
(Бобковой).
Наука и религия. №3, 1991, М.: Издательство "Знание".
4.
Блаженный
Августин. О ГРАДЕ БОЖИЕМ. В двадцати двух книгах. Том II. Книги
8-13. М.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря,
1994.
5.
Фома
Кемпийский. О подражании Христу. Перевод К.П. Победоносцева.
Москва-Минск: Гендальф-Мет, 1993.
|
|