Артур Осборн

РАМАНА МАХАРШИ И ПУТЬ САМОПОЗНАНИЯ

Перевод О.М.Могилевера

A.Osborne. Ramana Maharshi and the Path of Self-Knowledge. Bombay: BI Publications, 1990
В кн.: Шри Рамана Махарши: Жизнь и Путь. СПб.: "Экополис и культура", 1995
Терминологическая правка В.Данченко
К.: PSYLIB, 2005

Предварительное замечание автора

При написании этой книги я пытался достичь ясного понимания смысла, используя из восточных языков только самое необходимое. Однако каждый язык содержит слова, которые не имеют прямого эквивалента в другом, и каждая наука – духовная она или физическая – имеет технические термины, едва ли поддающиеся переводу. Отсюда и необходимость применять определенное количество санскритских и иных терминов. Они объясняются в тексте, но для представления о подходе к их произношению и легкости ссылок добавлен глоссарий. Поскольку он предназначен помочь широкому читателю в понимании книги, я дал не просто словарные определения, а указал смысл, в котором употребляется слово, и роль, которую оно играет в учении.

Предисловие С.Радхакришнана к первому изданию

Ребенок гораздо ближе к видению себя. Мы должны стать маленькими детьми, прежде чем сможем вступить в царство Истины. Вот почему нам нужно оставить софистику познанного. Настоятельная необходимость – родиться снова. Говорят, что мудрость младенцев превосходит ученую. Шри Рамана Махарши дает нам контуры религии, основанной на индийских Писаниях, которая духовна по сути, но не перестает быть рациональной и этической.

Глава 1

РАННИЕ ГОДЫ

Ардра Даршан – день "Видения Шивы", соблюдается шиваитами с огромной преданностью, так как напоминает случай, когда Шива проявил себя своим почитателям как Натараджа – в космическом танце творения и растворения вселенной. В этот день 1879 года было еще темно, когда в маленьком городке Тиручули, что находится на земле тамилов в южной Индии, преданные Шивы покинули свои дома и отправились босиком по пыльным дорогам к водоему местного храма, ибо традиция требует от них купания на рассвете. Красное зарево восхода солнца опускалось на коричневые торсы мужчин, одетых только в дхоти, белую хлопчатобумажную ткань, обернутую вокруг тела от талии вниз, и вспыхивало в красных и золотистых сари женщин, когда они спускались по каменным ступеням большого квадратного резервуара и погружались в воду.

Было еще прохладно, поскольку празднество приходилось на декабрь, но это был отважный народ. Лишь немногие оставались под деревьями или в окрестных домах, тогда как большинство ожидало восхода солнца, чтобы обсохнуть и идти дальше к древнему храму городка, много лет назад воспетому Сундарамурти Свами, одним из 63 шиваитских поэтов-святых тамильской земли.

С собственной семьей Сундарама Айяра, казалось, не происходило ничего странного. Венкатараман рос нормальным, здоровым мальчиком. Его на время отправили в местную школу, а потом, с одиннадцати лет, в школу города Диндигула. У него был брат, Нагасвами, двумя годами старше. Через шесть лет после Венкатарамана появился третий сын, Нагасундарам, а еще двумя годами позднее – дочь, Аламелу. Счастливая, состоятельная семья среднего класса.

Единственной необычной вещью в детские годы был его ненормально глубокий сон.

"Увидев вас, я вспомнил случившееся в Диндигуле, когда был мальчишкой. Ваш дядя, Перияппа Сешайяр, жил тогда там. В доме был какой-то праздник, и каждый занимался этим, после чего вечером все ушли в храм. Я остался дома один. Сначала я сидел в передней, читая книгу, но через некоторое время запер входную дверь, закрыл окна и отправился спать. Когда они вернулись из храма, то никакие крики, стуки в дверь или окна не могли разбудить меня. Наконец, им удалось открыть дверь ключом от противоположного дома, и они пытались разбудить меня, нанося удары. Все мальчишки вволю били меня и ваш дядя тоже, но безрезультатно. Я ничего не знал об этом, пока они утром не рассказали мне.

...Та же вещь случилась со мной также и в Мадурае. Мальчишки не отваживались коснуться меня, когда я бодрствовал, но если они были мной недовольны, то приходили, когда я спал, делали со мной, что понравится, и били сколько им вздумается, а затем клали обратно на постель. Я ничего не знал об этом, пока они не рассказывали мне обо всем на следующее утро".

Сам Шри Бхагаван из всего этого придавал значение только крепкому здоровью. Кроме того, ночью он иногда находился в каком-то полусне. Может быть, оба эти состояния были предвестниками духовного пробуждения: глубокий сон как способность, хотя еще неясная и безрезультатная, покинуть ум и глубоко нырнуть за пределы мысли, и полусон как способность наблюдать себя объективно словно свидетель.

У нас нет фотографии Шри Бхагавана в его отроческие годы. Он рассказал нам в своем обычном колоритном стиле, полном смеха, как в школе делали групповую фотографию и ему дали держать тяжелый том – чтобы выглядел прилежным. Но села муха, и как раз в момент съемки он поднял руку – отогнать ее прочь. Найти снимок, однако, не было возможности, и, вероятно, ни одного отпечатка уже не осталось.

Родственник, удивленный в свою очередь невежеством неопытного юноши, объяснил, что Аруначала – в Тируваннамалае.

Шри Бхагаван позднее сослался на этот эпизод в первой строфе своих стихов "Восемь строф Аруначале".

"Слушайте! Вот Он стоит, как бесчувственная Гора. Действие Его таинственно, недоступно человеческому пониманию. Еще когда я был несмышленышем в уме у меня сияло сознание, что Аруначала – нечто чрезвычайно величественное; но даже когда мне довелось узнать от других, что Он – в Тируваннамалае, я не осознал Его значения. Когда Он привлек меня к Себе, успокаивая ум, я приблизился к Нему и увидел, что Он стоит недвижимо".

Это событие произошло в ноябре 1895 года, незадолго перед шестнадцатилетием по европейскому исчислению и семнадцатилетием по индийскому. Второе предчувствие пришло вскоре после него. Теперь оно было вызвано книгой. Снова была волна сбивающей с толку радости при ощущении, что Божественное можно проявить на земле. Его дядя достал экземпляр Перия пуранам – историй житий 63 тамильских святых. Венкатараман получил книгу и, прочитав, был захвачен экстатическим восторгом, что такая вера, такая любовь, такая божественная пылкость возможны, что была такая красота в человеческой жизни. Рассказы об отречении, ведущем к Божественному Союзу, вселили в него благоговение и чувство подражания. Нечто более великое, чем все грёзы, чем все стремления, здесь было провозглашено реальным и возможным, и это открытие заставило его трепетать в счастливой признательности.

С этого времени в нем начал пробуждаться поток сознавания, который Шри Бхагаван и его преданные называют "медитацией". Не сознавание чего-либо кем-то, лежащим по ту сторону двойственности субъекта и объекта, но состояние блаженного сознания, превосходящего сразу и физический и психический планы, и, однако, совместимого с полным использованием физических и психических способностей.

Глава 2

ПРОБУЖДЕНИЕ

"Это произошло приблизительно за шесть недель до того, как я навсегда покинул Мадурай, что было огромной переменой в моей жизни. Все случилось совершенно неожиданно. Я сидел один в комнате на первом этаже дома моего дяди. Я редко болел и в этот день, как обычно, чувствовал себя хорошо. Но вдруг сильный страх смерти овладел мной. Ничто в состоянии моего здоровья не могло послужить поводом к этому, да я и не пытался найти объяснение или причину страха. Просто я ощутил, что "собираюсь умереть", и стал думать, что надо делать в этом случае. У меня не было даже мысли посоветоваться с доктором, моими родственниками или друзьями, так как я чувствовал, что должен решить эту проблему сам, здесь и сейчас.

Описанное так просто, без претенциозности или многословия, достигнутое Состояние может показаться не отличающимся от эгоцентризма, но это вызывается только двусмысленностью в словах "Я" и истинное Я. Различие выявляется в отношении к смерти, ибо человек, чьи интересы центрированы на эго, то есть на "себе" как отдельном индивидуальном существе, страшится смерти, которая ему грозит в связи с растворением эго. Однако в переживании юного Венкатарамана страх смерти исчез навсегда в связи с постижением, что "он" было един со всеобщим бессмертным Собой, Атманом, который есть Духом и истинным Я каждого человека. Будет даже недостаточным сказать, что он постиг "свое" Единство с Духом, так как это подразумевает наличие некоего отдельного "Я", которое постигло это, тогда как в действительности "Я" и было Духом как таковым.

Поль Брантон: Что такое, в точности, это истинное Я, о котором Вы говорите? Если Ваши слова – правда, то тогда в человеке должно быть другое "Я".

Бхагаван: Может ли человек обладать двумя подлинностями, двумя "Я"? Чтобы понять это, человеку необходимо сначала анализировать себя, потому что из-за укоренившейся привычки думать, как другие, он никогда не видит свое "Я" правильным способом. У него нет верной картины себя, он слишком долго отождествлял себя с телом и мозгом. Поэтому я и предписываю вам заняться этим вопрошанием: "Кто я?"

Вы просите меня описать вам это истинное Я. Что можно сказать? Оно – ТО, из которого личное "я" поднимается и в котором последнее должно исчезнуть.

ПБ: Исчезнуть? Как может человек утратить чувство своей индивидуальности?

ПБ: Вы подразумеваете, что возможно проводить такое мысленное дознание внутри себя?

Б: Конечно. Возможно идти вовнутрь до тех пор, пока последняя мысль, "я", постепенно не исчезнет.

ПБ: И что тогда останется? Человек превратится в идиота или станет совершенно бессознательным?

Б: Нет. Наоборот, он достигнет того сознания, которое бессмертно, и станет действительно мудрым, когда пробудится для истинного Себя, истинного Я, которое является подлинной природой человека.

ПБ: Но чувство "я", конечно, также должно принадлежать этой подлинной природе?

Б: Чувство "я" принадлежит личности, телу и рассудку. Когда человек впервые познаёт истинного Себя, нечто иное поднимается из глубин его бытия и овладевает им. Это нечто лежит за пределами ума. ОНО бесконечно, божественно, вечно. Некоторые называют Его Царством Божиим, другие – душой, еще другие – Нирваной, индуисты – Освобождением. Вы можете называть Его как хотите. Когда Оно узнаётся, человек не теряет себя; на самом деле он себя находит.

До тех пор пока человек не отправится в этот поиск истинного Себя, сомнение и неуверенность будут сопутствовать любым его шагам в этой жизни. Величайшие цари и государственные деятели пытаются управлять другими, хотя в тайниках своих сердец знают, что не могут управлять собой. Тем не менее величайшая сила находится в распоряжении человека, проникшего в свои сокровенные глубины... Что толку в знании о чем-то, если вы еще не знаете, КТО ВЫ? Люди избегают этого вопрошания об истинном Себе, но что может быть достойнее этого предприятия?

Эта вся садхана, или духовная практика, заняла только полчаса времени и все-таки ее предельная важность для нас состоит в том, что тут была садхана, устремление к свету, а не Пробуждение без усилия. Ведь Учитель, или Гуру, обычно ведет своих учеников по Пути, который протоптал сам. Что Шри Бхагаван завершил за полчаса – не просто садхана всей жизни, но для большинства духовных практиков (садхаков) – многих жизней, и это не меняет факта наличия усилия к такому Самовопрошанию, какое он позднее предписывал своим последователям. Махарши предупреждал их, что осуществление цели, к которой ведет подобная практика, обычно достигается не быстро, а лишь после длительного усилия. Но Шри Бхагаван также говорил, что это "единственное безошибочное средство, единственное прямое средство для сознавания ничем не обусловленного, абсолютного Бытия, которым вы в действительности являетесь" (Евангелие Махарши, книга II). Он говорил, что Самовопрошание немедленно вызывает процесс превращения, даже хотя тот может оказаться и длительным. "Но с момента, когда эгоистическое "я" пытается познать себя, оно начинает иметь все меньшую и меньшую примесь тела, в которое погружено, и все большее и большее сознание истинного Себя".

Также существенно и то, что, ничего не зная о теории или практике садханы, Шри Бхагаван, фактически, использовал пранаяму, или контроль дыхания, как помощь в сосредоточении. Поэтому он тоже допускал ее как обоснованную помощь в достижении контроля ума, хотя и отбивал охоту использовать в иных, кроме этой, целях и никогда на самом деле не предписывал.

"Контроль дыхания также помогает. Это один из различных методов, помогающих нам достичь однонаправленности. Контроль дыхания тоже может помочь сдерживать блуждающий ум и добиться этой однонаправленности и поэтому имеет право на использование. Но не должно останавливаться здесь. После достижения контроля ума посредством дыхательных упражнений нельзя довольствоваться никаким из переживаний, которое может оттуда последовать, но нужно впрячь контролируемый ум в вопрошание "Кто я?" до тех пор, пока он не погрузится в Атман".

Этот измененный образ действий сознания естественно изменил привычки и жизненные ценности Венкатарамана. Прежде ценимое утратило всю привлекательность, традиционные цели жизни стали иллюзорными, но он принуждал себя игнорировать это. Приспособление к такому новому состоянию сознавания не могло оказаться легким у человека бывшего еще школьником и испытывавшего недостаток в теоретической подготовке к духовной жизни. Он никому не говорил о случившемся и некоторое время оставался в семье, продолжал посещать школу. В действительности он выказывал так мало внешних изменений, как только было возможно. Однако семья неминуемо должна была обратить внимание на изменившееся поведение и возмутиться его некоторыми чертами. Это Шри Бхагаван также описал.

Другим изменением было то, что я больше не имел каких-либо симпатий и антипатий в отношении к пище. Что бы ни давали, вкусное или безвкусное, хорошее или плохое, я проглатывал с равным безразличием.

Глава 3

ПУТЕШЕСТВИЕ

Измененный образ жизни Венкатарамана вызвал трения в семье. Школьные занятия забрасывались больше чем всегда, и хотя сейчас это делалось не для игр, но ради молитвы и медитации, его дядя и старший брат все сильнее критиковали то, что им казалось непрактичным. С их точки зрения Венкатараман был просто юноша, выходец из семьи среднего класса, которому следует нести свое бремя и подготовить себя к тому, чтобы зарабатывать на жизнь и помогать другим.

Однако он понимал, что необходимо использовать хитрость, так как в индуистской семье очень силен авторитет старших и его дядя с братом не позволят ему уйти, если узнают. Поэтому Венкатараман сказал, что должен вернуться в школу на специальное занятие по электричеству.

Бессознательно обеспечивая его средствами для путешествия, брат сказал: "Тогда возьми пять рупий из коробки, что на первом этаже, и по дороге оплати мою учебу в колледже".

Не духовная слепота семьи Венкатарамана помешала ей опознать его Достижение. Никто не смог этого сделать. Слава, сила, божественность его состояния были еще скрыты. Один школьный приятель, Ранга Айяр, посетивший его несколькими годами позже в Тируваннамалае, испытал такое благоговение, что простерся ниц перед ним, но сейчас и он видел лишь Венкатарамана, которого знал. Ранга Айяр потом спросил, почему так случилось, и Шри Бхагаван ответил только, что никто из них не ощутил изменения.

Ранга Айяр также спросил: "Почему ты не рассказал, по крайней мере, мне, что оставляешь дом?"

И он ответил: "Как я мог? Я сам ничего не знал".

Тетка Венкатарамана хозяйничала на первом этаже. Она дала ему пять рупий и еду, которая была наскоро съедена. Дома имелся атлас. Венкатараман раскрыл его и обнаружил, что ближайшая железнодорожная станция к Тируваннамалаю – Тиндиванам. На самом деле уже существовала ветка в Тируваннамалай, но атлас был старый и не показывал ее. Прикинув, что трех рупий будет достаточно для поездки, Венкатараман взял только их. Он написал брату письмо, чтобы ослабить тревогу и отговорить от поисков, и положил рядом оставшиеся две рупии. Письмо гласило:

Весь этот случай иллюстрирует высказывание Шри Бхагавана, что его душа, освобожденная от опоры на тело, все еще искала постоянный якорь спасения в Атмане, с которым он сознавал свое Единство. Увертка с занятием по электричеству, хотя и безобидная, позднее была бы невозможна, как и мысль о поиске, ибо тот, кто нашел, не ищет. Когда почитатели падали к его ногам, он был Един с Отцом и больше не искал Отца. Само письмо поясняет переход от любви и преданности, присущих двойственности, к блаженной безмятежности Единства. Оно начинается с двойственности выражений: "я" и "мой Отец" и формулировки о приказе и поиске. Но затем, во втором предложении письма, ссылка на пишущего изменяется с "я" на "это". И в конце, когда настало время подписаться, он осознал, что эго нет, а потому нет имени для подписи, и закончил письмо прочерком вместо нее. Он никогда больше не писал писем и никогда не подписывался, хотя дважды в письменной форме упоминал, что имел имя. Как-то раз, годы спустя, одному из китайских посетителей Ашрама дали экземпляр книги Шри Бхагавана "Кто я?" и тот, по-китайски обходительно, но упорно, настаивал, чтобы Шри Бхагаван надписал ее. В конце концов Шри Бхагаван взял книгу и нарисовал в ней санскритский символ для ОМ – священного односложного слова, представляющего Первородный Звук, лежащий в основе всего творения.

Венкатараман захватил с собой три рупии и оставил две. Это означало, что он взял не больше, чем требовалось для поездки в Тируваннамалай.

Где-то в полдень он покинул дом. До станции было около километра, и юноша шел быстро, так как поезд должен был уйти в двенадцать. Однако хотя Венкатараман и опоздал, к моменту его прихода на станцию поезд еще туда не прибыл. По таблице стоимости проезда он отыскал стоимость третьего класса до Тиндиванама – две рупии и тринадцать анн. Он купил билет, оставив себе три анны со сдачи. Посмотри он несколькими строками ниже, то увидел бы название "Тируваннамалай" и стоимость проезда до него, равную точно трем рупиям. События этой поездки были символическими в таком трудном путешествии духовно устремленного (садхак), помогая в достижении цели. Началось с благосклонности Провидения в предоставлении денег и возможности сесть в поезд, несмотря на поздний выход из дома. Сделанная затем заготовка денег точно соответствовала количеству, нужному для достижения пункта назначения, но невнимательность путешественника удлинила путь, вызвала в дороге трудности и приключения.

– И куда Вы направляетесь, Свами?

– В Тируваннамалай.

– Что! В Тируваннамалай?

– Не совсем туда, но на следующую за ним станцию.

– А как она называется?

– Тирукойлур.

Тогда, заподозрив себя в ошибке, Венкатараман воскликнул с удивлением:

– Что! Вы хотите сказать, что поезд идет в Тируваннамалай?

– Ну Вы и странный пассажир! – ответил маулви. – А куда Вы купили билет?

– В Тиндиванам.

– Дорогой! Совсем не надо ехать так далеко. Мы выходим на узловой станции Виллупурам и пересаживаемся в сторону Тируваннамалая и Тирукойлура.

Провидение дало ему нужную информацию, и Венкатараман снова погрузился в блаженство самадхи (поглощения в Бытие). К закату поезд достиг Тричинополи, и он почувствовал голод, а потому истратил половину анны, купив две "деревенские" груши, то есть сорт, что растет в горных лесах Южной Индии. К его удивлению, аппетит пропал почти сразу после первого куска, хотя до сих пор он всегда ел с большой охотой, прежде чем насытиться. Венкатараман оставался в блаженном состоянии бодрствующего сна, пока в три часа ночи поезд не подошел к Виллупураму.

Он оставался на станции до рассвета, а затем побрел в город искать дорогу на Тируваннамалай, решив пройти остаток пути пешком. Однако найти указательный столб с этим названием не удалось, а спрашивать не хотелось. Почувствовав усталость и голод после ходьбы, он вошел в какую-то гостиницу и попросил еды. Хозяин гостиницы сказал, что пища будет готова лишь к полудню, поэтому он сел ожидать и немедленно впал в медитацию. Принесли еду, и, поев, он предложил две анны в качестве платы, но хозяина, должно быть, поразил этот очаровательный юный брахман с длинными волосами и золотыми серьгами в ушах, сидящий здесь словно садху. Поэтому он спросил у Венкатарамана, сколько у него денег, и, узнав, что только две с половиной анны, отказался принять плату. Он также объяснил, что дорога на Мамбалапатти – название, которое Венкатараман видел на одном из указательных столбов, – и вела в Тируваннамалай. Вслед за тем Венкатараман возвратился на станцию и купил билет до Мамбалапатти, удаленном ровно настолько, насколько позволяли оставшиеся у него анны.

Следующий день, понедельник 31 августа, был Гокулаштами – день рождения Шри Кришны и один из наиболее благоприятных дней индуистского календаря. До Тируваннамалая было еще 20 миль. Венкатараман прошелся немного, разыскивая дорогу к нему, и снова начал чувствовать усталость и голод. Подобно большинству брахманов того времени, когда древних обычаев они держались строже, чем сейчас, он носил золотые серьги, в которые у него были еще вправлены рубины. Он снял их, чтобы выручить деньги и закончить путешествие поездом, но где их продать и кому? Совершенно случайно Венкатараман остановился у дома, который, как оказалось, принадлежал некоему Мутхукришнану Бхагаватару, и попросил пищи. Хозяйку, должно быть, глубоко поразило появление у ее дверей в день рождения Кришны юного брахмана с прекрасным выражением лица и сияющими глазами. Она поставила много холодной еды и хотя, как и два дня назад в поезде, аппетит Венкатарамана исчез после первого куска, пеклась о нем истинно по-матерински и заставила съесть все.

Оставался вопрос о серьгах. Они стоили около двадцати рупий, но Венкатараман хотел за них только ссуду в четыре рупии, чтобы покрыть любые другие расходы, которые смогут встретиться на пути. Дабы избежать возникающего подозрения, он прибегнул к отговорке, сказав, что был паломником, потерял свой багаж и остался без средств. Мутхукришнан исследовал серьги и, установив их подлинность, ссудил четыре рупии. Но он настаивал на получении адреса юноши и дал ему свой, чтобы тот мог выкупить серьги в любое время. Добрая чета держала Венкатарамана у себя до полудня, накормила обедом и снабдила пакетом сладостей, заранее приготовленных для пуджи Шри Кришне, но так и не предложенных Ему.

Оставив этот дом, он сразу разорвал записку с адресом, не собираясь когда-либо выкупать серьги. Обнаружив, что поезда до Тируваннамалая не будет до следующего утра, он проспал ночь на станции. Ни один человек не может закончить свое путешествие до предназначенного судьбой времени. Стояло утро 1 сентября 1896 года, минуло три дня после ухода из дома, когда Венкатараман прибыл на железнодорожную станцию Тируваннамалай.

Глава 4

КАЖУЩИЙСЯ ТАПАС, ИЛИ АСКЕЗА

Он снял священный шнур, знак касты, и отбросил его, ибо тот, кто отрекается от мира, отрекается не только от дома и собственности, но также от касты и всего гражданского статуса.

Таким образом он возвратился в храм, завершив акты отречения. Подходя к нему, он вспомнил, что Писания предписывают принять ванну после стрижки волос, но сказал себе: "Зачем позволять этому телу роскошь ванны?" Тотчас же прошел небольшой сильный ливень, так что перед тем, как войти в храм, Венкатараман принял все-таки свою ванну.

Таким образом началась вторая фаза его жизни после Самопостижения. В течение первой Слава была скрытой, и он принимал те же условия жизни, что и ранее, с той же покорностью учителям и старшим. В течение второй он обратился вовнутрь, полностью игнорируя внешний мир, и эта фаза, как должно быть показано, постепенно погружалась в третью, длительностью в полстолетия, в продолжение которой сияние Шри Бхагавана лучилось, словно полуденное солнце, на всех, кто приближался к нему. Однако эти фазы приложимы только к внешнему проявлению состояния Махарши, так как он явно и много раз высказывался о том, что в его состоянии сознания, или духовном переживании, не было абсолютно никакого изменения или развития.

Попытки Сешадрисвами держать мальчишек в отдалении были не очень успешными, а иногда имели и противоположный эффект. Поэтому Брахмана Свами искал убежище в Патала Лингаме, подземном склепе тысячеколонного зала, темном и сыром, куда лучи солнца никогда не проникали. Люди спускались туда редко; лишь муравьи, клопы и москиты процветали там. Они терзали его тело так, что колени покрывались язвами, истекающими кровью и гноем. Шрамы остались до конца жизни. Те несколько недель, проведенные им здесь, были спуском в ад, но, тем не менее, поглощенный Блаженством Бытия, он не затрагивался мучением; оно было нереальным для него. Одна благочестивая женщина, Ратнамма, приносила ему в подземелье пищу и уговаривала уйти отсюда и перейти к ней домой, но он не подавал знака, что услышал. Ратнамма оставила чистую ткань, умоляя его сесть или лечь на нее, или укрыться от надоедливых насекомых, но он к ткани не прикоснулся.

Боясь войти в темное подземелье, юные мучители бросали с его входа камни или ломаные горшки, которые разбивались, рассыпая осколки. Сешадрисвами установил охрану, но это лишь подзадорило их еще больше. Однажды в полдень некий Венкатачала Мудали пришел в Тысячеколонный Зал и, возмущенный мальчишками, швыряющими камни на территории храма, схватил палку и прогнал их. На обратном пути он увидел Сешадрисвами, неожиданно появившегося из мрачных глубин Зала. Мудали на мгновение испугался, но быстро овладел собой и спросил Сешадри, не обидели ли его. "Нет, – ответил тот, – но пойди и взгляни на маленького Свами здесь внизу", – и, сказав это, ушел.

Около двух месяцев Брахмана Свами находился в святыне Субраманьи. Обычно он сидел неподвижно в самадхи (поглощенности) и время от времени ему в рот должны были закладывать пищу, поскольку он не обращал внимания, когда ее предлагали. Несколько недель он даже не старался завязать набедренную повязку. За ним присматривал Мауни Свами (тот, кто соблюдает молчание), также живший в этой святыне.

Святыню Богини Умы в Великом Храме каждый день мыли смесью молока, воды, порошка куркумы, сахара, бананов и других составляющих, и Мауни обычно ежедневно брал стакан такого странного варева для молодого Свами. Тот быстро проглатывал его, равнодушный к запаху, и это было все питание, что он получал. Через некоторое время храмовый священник заметил подобное и распорядился, чтобы отныне чистое молоко поставлялось Мауни для передачи Брахмане Свами.

Прошло несколько недель, и Брахмана Свами перебрался в храмовый сад, полный высоких кустов олеандра, достигавших порой десяти – двенадцати футов высоты. Он даже передвигался в трансе, ибо при пробуждении к этому миру иногда обнаруживал себя под каким-то другим кустом, не помня, как там очутился. Он шел затем к помещению, где стоял храмовый транспорт, на котором по святым дням возили в процессии кумиры богов. Здесь тоже он по временам пробуждался к миру, находя свое тело в другом месте, без повреждений, хотя и неосознанно, избежав различных препятствий на пути.

Около этого времени некий Аннамалай Тамбиран проходил мимо дерева юного Свами. Он был так поражен безмятежной красотой сидящего в уединении Свами, не затрагиваемого заботой и мыслью, что простерся перед ним, и после этого ежедневно приходил поклониться Свами. Тамбиран был садху, который обычно ходил по городу с несколькими спутниками, распевал песни преданности. На полученную милостыню он кормил бедных и совершал за городом пуджу у гробницы своего Адина Гуру (основателя линии его Гуру).

Через некоторое время ему пришла в голову мысль, что юного Свами будут меньше беспокоить в Гурумуртаме, как называли эту святыню, а также, поскольку стоял прохладный сезон, такое место окажется более уютным. Тамбиран не решался предложить это и сначала обсудил вопрос с Найянаром, поскольку никто из них еще не говорил со Свами. В конце концов он набрался мужества сделать предложение. Свами согласился и в феврале 1897 года, менее чем через полгода после своего прибытия в Тируваннамалай, ушел с Тамбираном в Гурумуртам.

Когда он прибыл туда, образ его жизни не изменился. Пол внутри святыни кишел муравьями, но Свами, казалось, не обращал внимания на их ползание по нему и укусы. Через некоторое время в одном из углов ему поставили табурет для сидения, а ноги погрузили в воду, чтобы защитить от муравьев, но даже тогда он опирался спиной о стену, создавая мостик для них. От такого постоянного сидения спина оставляла неизменный отпечаток на стене.

Паломники и туристы начали скапливаться у Гурумуртама, и многие падали ниц перед Свами, одни – с молитвами о благах, другие – из чистого благоговения. Толпа стала такой, что было невозможно поставить бамбуковую ограду вокруг его сиденья, защищающую Свами, по крайней мере, от прикосновения кого-то из собравшихся.

Сначала Тамбиран поставлял немного еды, что была необходима, от предлагаемой в святыне его Гуру, но вскоре покинул Тируваннамалай. Он сказал Найянару о своем возвращении обратно через неделю, но обстоятельства так сложились, что отсутствовал больше года. Несколькими неделями позднее Найянар тоже должен был уйти к своему матху (частному храму, или святыне), и Свами остался без слуги. С пищей трудностей не было – фактически к этому времени там было несколько поклонников, желавших регулярно приносить еду. Более настоятельная потребность состояла в том, чтобы не подпускать толпы праздных наблюдателей и посетителей.

Это случилось незадолго перед тем, как пришел другой постоянный слуга. Один малаяламский садху по имени Паланисвами посвятил свою жизнь почитанию Бога Виньяки. Он жил большим аскетом, ел только раз в день и то лишь пищу, предложенную Богу при пудже, даже без соли в качестве приправы. Его друг по имени Шриниваса Айяр однажды сказал ему: "Почему ты проводишь свою жизнь с этим каменным Свами? В Гурумуртаме есть молодой Свами из плоти и крови. Он погружен в тапас (аскезу) словно юный Дхрува в Пуранах. Если ты пойдешь и послужишь ему и соединишь себя с ним, то достигнешь цели жизни".

Приблизительно в это же время и другие также рассказывали ему о юном Свами, о том, что у того нет слуги и что служить Свами – блаженство. Он был до глубины души взволнован самим видением Свами. Некоторое время из чувства долга он еще продолжал свое поклонение в храме Виньяки, но его сердце уже было с живым Свами, и вскоре его преданность последнему стала всепоглощающей. Двадцать один год он служил Свами как слуга, посвятив ему весь остаток жизни.

Работы у него было довольно мало. Он получал еду, предложенную почитателями, но всё, что Свами принимал, состояло из ежедневной единственной чашки пищи в полдень, а остальное возвращалось жертвователям как прасад (Милость в форме дара). Если Паланисвами требовалось для чего-либо уйти в город – обычно чтобы достать какую-нибудь духовную или религиозную книгу у приятеля, – он запирал святыню, а при возвращении обнаруживал Свами в том же положении, в каком оставил его.

Тело Свами было крайне запущено. Оно игнорировалось им полностью и никогда не мылось. Волосы отросли снова, были густыми и спутанными, а ногти выросли длинные и скручивались. Некоторые считали это знаком глубокой старости и распространяли слух, будто Свами сохранил молодое тело йогическими силами. Действительно, его тело было ослаблено до пределов выносливости. Когда ему требовалось выйти, то силы хватало только, чтобы едва приподняться. Он поднимался на несколько дюймов, а затем вновь падал обратно, от слабости и головокружения, и требовалось несколько повторных попыток, прежде чем удавалось встать на ноги. При одном таком случае он дошел до двери и уже держался за нее обеими руками, когда почувствовал, что Паланисвами поддерживает его. Всегда нерасположенный принимать помощь, он спросил: "Почему вы держите меня?", и Паланисвами ответил: "Свами собирался упасть, и я поддержал его, чтобы предотвратить падение".

Тому, кто достиг Союза с Божественным, иногда поклоняются тем же способом, что и кумиру в храме, – при сжигании камфоры, сандаловой пасты, цветов, с возлияниями и пением. Когда Тамбиран находился в Гурумуртаме, он решил почитать Свами точно так же. В первый день Свами был захвачен врасплох, но на следующий, когда Тамбиран принес свою ежедневную чашку пищи, он увидел на стене, чуть выше Свами, слова, написанные на тамили древесным углем: "Такой службы достаточно для этого", означающие, что только пища и должна предлагаться этому телу.

Известие, что Свами имел мирское образование, мог читать и писать, стало сюрпризом для его поклонников. Один из них решил использовать этот факт, чтобы разузнать, откуда он и как его звали. Этот почитатель, Венкатарама Айяр, был уже пожилым и работал в городе главным бухгалтером налоговой службы. Он обычно приходил каждое утро и некоторое время сидел, медитируя, в присутствии Свами, прежде чем отправиться на работу. Обет молчания уважался, и поскольку Свами не разговаривал, предполагалось, что он принял такой обет. Но молчавший время от времени пишет послания, и поэтому знание того, что Свами мог писать, делало Венкатарама Айяра таким настойчивым. На одну из книг, принесенных Паланисвами, он положил перед ним лист бумаги и карандаш и умолял написать свое имя и место рождения.

Поэтому Свами взял книгу, на которой лежал лист с его надписью по-английски, посмотреть – была ли она тамильской, чтобы он мог указать на букву, обычно транслитерируемую как "zh", среднюю по звуку между "р" и "л". Обнаружив, что это Перия пуранам, книга, которая оказала на него такое глубокое действие перед духовным пробуждением, он нашел эпизод, где Тиручули упоминается как город, прославленный в песнях Сундарамурти Свами, и показал его Венкатараму Айяру.

В мае 1898 года, после чуть более годичного пребывания в Гурумуртаме, Свами перебрался в манговый фруктовый сад по соседству. Его владелец, Венкатарама Найкер, предложил это Паланисвами, поскольку сад мог закрываться и предоставить большее уединение. Свами и Паланисвами, каждый занял там по отдельному сторожевому домику, а хозяин дал садовнику строгое предписание никого не впускать без разрешения Паланисвами.

Глава 5

ВОПРОС ВОЗВРАЩЕНИЯ

Когда юный Венкатараман покинул дом, это явилось полной неожиданностью для семьи. Несмотря на его изменившееся поведение и семейную судьбу, никто не предчувствовал ухода. Поиски и расспросы ни к чему не привели. Его мать, находившаяся в то время у родственников в Манамадурае, страдала больше, чем кто-либо из них. Она заклинала своих деверей, Суббайяра и Неллиаппияра, уйти и искать, пока не найдут. Прошел слух, что Венкатараман присоединился к театральной труппе, исполнявшей традиционные религиозные драмы в Тривандруме. Неллиаппияр немедленно отправился туда и навел справки среди различных драматических ансамблей, но, конечно, без результата. Тем не менее Алагамма отказалась признать неудачу и настояла, чтобы он отправился вторично, взяв ее с собой. В Тривандруме она действительно видела юношу того же, что и Венкатараман, возраста и роста, с похожими волосами, который отвернулся от нее и ушел. Внутренне убежденная, что это был ее Венкатараман и что он уклонился от встречи, она вернулась домой удрученной.

Суббайяр, дядя, у которого Венкатараман жил в Мадурае, умер в августе 1898 года. Неллиаппияр и его семья участвовали в похоронах, и именно здесь они получили первое известие об исчезнувшем Венкатарамане. Молодой человек, сопровождавший церемонию, рассказал, что при недавнем посещении матха (частного храма) в Мадурае он слушал некоего Аннамалая Тамбирана, с большой почтительностью говорившего об юном Свами из Тируваннамалая. Услышав, что этот Свами прибыл из Тиручули, он расспросил о деталях и узнал, что его имя Венкатараман. "Должно быть, это ваш Венкатараман, и он сейчас – почитаемый Свами", – заключил рассказчик.

Неллиаппияр был адвокатом, практикующим в Манамадурае. Узнав эти новости, он сразу отправился с другом в Тируваннамалай для проверки. Они нашли дорогу к Свами, но тот уже пребывал в манговом саду, владелец которого, Венкатарама Найкер, отказался впустить их: "Он – мауни (принявший обет молчания); зачем же входить и беспокоить его?" Даже когда прибывшие сослались на свое родство, самое большее, что было им позволено, так это послать записку. Неллиаппияр написал на листе бумаги, принесенном с собой: "Неллиаппияр, адвокат из Манамадурая, хочет видеть Вас".

Свами показал уже сочетание острого восприятия мирских дел с полной непривязанностью к ним, которое характеризовало его позже и удивляло столь многих почитателей. Он заметил, что бумага с текстом записки относилась к департаменту Регистрации, а на ее обороте был какой-то служебный материал, подписанный его старшим братом, Нагасвами, из которого и сделал вывод: Нагасвами стал служащим этого департамента. Точно так же как и в последующие годы, он перевернул письмо и, прежде чем вскрыть, рассмотрел адрес на нем и почтовую марку.

Он разрешил посетителям войти, но, когда те зашли, сидел отчужденно и молчаливо, без следа интереса, проявленного при изучении записки. Любой знак интереса только поддержал бы пустую надежду на его возвращение. Неллиаппияр был глубоко тронут, увидев Свами в таком состоянии – нечесаного, немытого, со спутанными волосами и длинными ногтями. Считая его мауни, Неллиаппияр обратился к Паланисвами и Найкеру, объясняя, что получил огромное удовольствие, обнаружив одного из членов своей семьи достигшим столь высокого состояния, но и земные блага не следует игнорировать.

Вскоре после этого Свами покинул манговый сад и перешел в небольшой храм Арунагиринатхара, к западу от водоема Айянкулам. Всегда не желая зависеть от услуг других, он теперь решил ежедневно выходить и просить еду вместо того, чтобы позволять Паланисвами снабжать его. "Вы идите за своей пищей одной дорогой, а я пойду по другой, – предложил он Паланисвами. – Давайте больше не будем жить совместно". Для Паланисвами это прозвучало страшным ударом: преданность Свами была его способом богослужения. Как приказано, он вышел один, но сумерки снова застали его в храме Арунагиринатхара. Как он мог жить без своего Свами? И ему было позволено остаться.

Свами все еще поддерживал молчание. Он, бывало, останавливался у порога какого-нибудь дома, хлопал в ладоши, и если давали какую-либо пищу, то брал ее в сложенные чашечкой ладони и ел, стоя на дороге. Даже если приглашали, он никогда не входил в дом. Свами каждый день двигался по другой улице и никогда не подходил к одному и тому же дому дважды. Он говорил впоследствии, что просил подаяние почти на всех улицах Тируваннамалая.

После месяца жизни в храме Арунагиринатхара Свами избрал своим пребыванием одну из башен Великого Храма и сад Алари в нем. Куда бы он ни направлялся, его уже сопровождали почитатели. Он пробыл тут лишь неделю, а затем ушел к Павалаккунру, одному из восточных отрогов Аруначалы, и остановился там в местном храме. Он обычно сидел здесь, как и раньше, погруженный в самадхи (Блаженство Бытия), покидая жилище только для выпрашивания пищи, пока Паланисвами отсутствовал. Часто случалось так, что храмовый священник запирал Свами и уходил после совершения пуджи, не потрудившись посмотреть – нет ли его внутри.

Именно здесь Алагамма и нашла сына. Получив известия от Неллиаппияра, она подождала рождественских праздников, когда старший, Нагасвами, освободился, чтобы сопровождать ее, и отправилась в Тируваннамалай. Она тотчас же узнала своего Венкатарамана, несмотря на его изнуренное тело и спутанные волосы. Со всей материнской любовью она сетовала на условия его жизни и умоляла вернуться обратно домой вместе с ней, но он сидел недвижно, не отвечая и даже не показывая, что слышит. День за днем она возвращалась, принося ему для еды разные вкусности, упрашивая и упрекая, но безрезультатно. Однажды, уязвленная очевидной утратой его чувства к ней, Алагамма залилась слезами. Он все еще не отвечал, но, чтобы не выказать сострадание, давая тем ложные надежды на то, что случиться не может, поднялся и ушел. На следующий день она заручилась симпатией почитателей, собравшихся вокруг нее, излив им свое горе и умоляя вмешаться.

Один из них, Пачайяппа Пиллай, обратился к Свами: "Ваша мать рыдает и молит; почему бы Вам хотя бы не дать ответ? Будь то "да" или "нет", но Вы можете ответить ей. Свами не требуется нарушать свой обет молчания. Вот карандаш и бумага; Свами может по крайней мере написать то, что он должен сказать".

Он взял бумагу и карандаш и полностью безличным стилем написал:

"Предопределяющий управляет жребиями душ в соответствии с их прарабдха кармой (судьбой, вытекающей из баланса действий в прошлых жизнях, которая должна быть отработана в этой жизни). Чему не суждено случиться – не случится, как ни старайся. Что предопределено – случится, несмотря на любые попытки это предотвратить. Это несомненно. А потому лучше всего – оставаться в молчании".

Шри Бхагаван был бескомпромиссен в своей доктрине, согласно которой то, что должно случиться, случается обязательно, но в то же самое время он учил, что все происходит благодаря прарабдхе – балансу человеческой судьбы, действующему согласно такому строгому закону причины и следствия, что даже слово "справедливость" кажется слишком сентиментальным для его выражения. Он всегда обходил ловушки дискуссий о свободной воле и предопределении, ибо такие теории, хотя и противоречивые на ментальном уровне, обе могут отражать определенные аспекты истины. Он обычно говорил: "Найдите того, кто имеет судьбу или свободную волю".

Махарши высказался определенно: "Все действия, которые тело должно выполнить, уже предрешены в исходный момент его существования: вы свободны только отождествлять или не отождествлять себя с телом". Если исполняется роль в пьесе, то вся роль написана заранее, и актер действует одинаково верно, Цезарь ли он, который заколот, или Брут, вонзающий кинжал, будучи не затронутым этим, так как знает, что он не является этой личностью. Точно так же и тот, кто осознал тождество с бессмертным Собой, Атманом, играет свою роль на человеческой сцене без страха или тревоги, надежды или сожаления, не затрагиваемый исполняемой ролью. Если спросить о реальности, имеющейся при полной предопределенности всех человеческих действий, то это приведет только к вопросу: "Кто же в таком случае я? Если эго, которое думает, что именно оно принимает решения, нереально и, тем не менее, я знаю, что существую, то в чем состоит моя реальность?" Тут лишь подготовительная, умственная версия поиска, предписываемого Шри Бхагаваном, но это и превосходная подготовка к поиску подлинному.

И все же явно противоречащая точка зрения, что человек делает свою собственную судьбу, не менее истинна, поскольку все происходит по закону причины и следствия, и любая мысль, каждое слово и каждое дело вызывают свои последствия. Шри Бхагаван говорил об этом совершенно определенно, как и другие Учителя. Он сказал одному из преданных, Шивапракашаму Пиллаю, в ответе, цитируемом в главе 10: "Так как существа пожинают плоды своих действий согласно законам Бога, то и ответственность лежит на них, а не на Нем". Он постоянно подчеркивал необходимость усилия. В "Евангелии Махарши" один из почитателей жалуется: "После того как в октябре я покинул этот Ашрам, сознание внутреннего Покоя, обретенного мной в Святом Присутствии Шри Бхагавана, не оставляло меня около десяти дней. Все это время даже при загруженности работой внутри меня существовал какой-то скрытый поток Мира и Покоя в единении, напоминавший двойственное состояние, переживаемое в полудреме, когда одна половина головы блаженно спит, а другая слушает скучную лекцию. Затем это состояние полностью исчезло и вновь вернулись прежние глупости". И Шри Бхагаван ответил: "Если вы укрепите ум, внутренний Покой станет постоянным. Его длительность пропорциональна силе ума, приобретаемой повторяющейся практикой". В "Духовном наставлении" почитатель явно сослался на кажущееся противоречие между судьбой и усилием: "Если, как говорят, все случается в соответствии с судьбой, то как раз препятствия, тормозящие и мешающие удачному проведению медитации, должны рассматриваться как непреодолимые, ибо воздвигнуты такой бесповоротной судьбой. Как же тогда можно надеяться когда-либо преодолеть их?" И на это Шри Бхагаван ответил: "То, что называют "судьбой", препятствующей медитации, существует только для ума, направленного наружу, а не вовнутрь. Поэтому тот, кто ищет Атман внутри, оставаясь тем, кто он есть, не пугается какой-либо задержкой, казалось бы останавливающей практику медитации. Сама мысль о таких препятствиях есть величайшее препятствие".

Заключительная формулировка в написанном им письме – "А потому лучше всего – оставаться в молчании" – обращена специально к матери, так как она просила невозможное. Применительно к людям в целом смысл фразы в том, что "бесполезно лягать колючки", сопротивляясь судьбе, которая неотвратима; но из этого не следует полное равнодушие к усилию. Человек, говорящий: "Все предопределено, поэтому я не буду предпринимать усилие", навязывает ложное предположение: "И я знаю, что предопределено". Может быть, он отбросит обязанность, в которой усилие должно быть сделано. Так и Шри Кришна говорил Арджуне в Бхагавад-Гите, что его собственная природа вынудит его сделать усилие.

Мать вернулась домой, а Свами остался, как и ранее. Но не вполне. За два с четвертью года, проведенных им в храмах и святынях Тируваннамалая, уже появились первые знаки возвращения к внешне нормальной жизни. Он уже начал есть каждый день в определенное время и затем (чтобы ни от кого не зависеть) уходил на поиски пищи. Он говорил несколько раз. Он начал отвечать преданным, читать священные книги и разъяснять сущность их учений.

Когда он впервые пришел в Тируваннамалай, то сидел погруженный в Блаженство Бытия, полностью игнорируя мир и тело. Он обычно принимал пищу, только если ее клали ему в руки или рот, и даже тогда едва достаточную для поддержания тела. Это характеризовалось как тапас, но слово тапас имеет очень сложный смысл. Оно подразумевает сосредточение, ведущее к аскетизму, обычно в наказание за прошлое потворство своим желаниям, чтобы их полностью искоренить и обуздать уходящую энергию, которая ищет средство выражения в уме и чувствах. Другими словами, тапас обычно означает стремление к постижению Себя посредством епитимьи и аскетизма. В случае Шри Бхагавана элементы борьбы, епитимьи и насильственного сдерживания полностью отсутствовали, так как ошибочное отождествление "Я" с телом и вытекающая отсюда привязанность к телу были уже разрушены. С его точки зрения не было даже и аскетизма, ибо он полностью прекратил отождествлять себя с телом, подвергавшимся аскезе. Он подразумевал это в более поздние годы, говоря: "Я не ел, и поэтому они говорили, что у меня пост; я не разговаривал, и поэтому они считали, что я мауни". Все было очень просто: кажущаяся аскеза была не поиском Постижения, а результатом Постижения. Махарши совершенно определенно указывал, что после духовного Пробуждения в доме своего дяди в Мадурае уже более не было садханы (поиска или стремления).

Поэтому также Шри Бхагаван не был и мауни в общепринятом смысле – соблюдающим обет молчания ради изоляции себя от окружающих. Не имея мирских потребностей, он просто не нуждался в речи. Кроме того, объяснял Махарши, встреча с одним из мауни подсказала ему, что молчание будет и хорошей защитой против нарушения внутреннего Покоя.

Шри Бхагаван уже находился в этом высочайшем состоянии, хотя внешнее сознавание не было еще непрерывным. Возвращение к внешней активности, которое пришло позднее, было только кажущимся и не повлекло реальных изменений. Как он разъяснил в "Евангелии Махарши":

"В случае джняни (Просветленного) понятие или существование эго – не более чем видимость, и он наслаждается своим непрерывным запредельным Переживанием, несмотря на такое кажущееся возникновение или существование эго, всегда удерживая свое внимание на Источнике. Это эго безвредно. Оно просто напоминает остов сгоревшей веревки, имеющей прежнюю форму, но уже не пригодной для связывания чего-нибудь".

Глава 6

АРУНАЧАЛА

Священные водоемы отмечают восемь направлений пространства, а в различных знаменательных местах установлены мантапамы (простые помещения из камня). Среди них выделяется Дакшинамурти Мантапам, расположенный в южной точке, ибо Дакшинамурти – это Шива, наставляющий в Молчании, и таков Аруначала.

Шри Бхагаван всегда поощрял прадакшину (круговой обход) вокруг Горы. Даже старых и немощных он не отговаривал, а лишь советовал идти медленно. В самом деле, подразумевается, что прадакшина должна выполняться медленно, "словно беременной королевой на ее девятом месяце". В безмолвной ли медитации или с пением, или с игрой на раковине обходить надо пешком, без использования какого-либо транспорта, и, в сущности, босиком. Самым благоприятным временем является Шиваратри, ночь Шивы, и Картикай – день, когда полная луна входит в созвездие Плеяд (Картикай), приходящийся обычно на ноябрь. В эти периоды непрерывный поток почитателей вокруг Горы напоминает гирлянду цветов.

"Это – святое место. Из всех святых мест Аруначала – самое святое. Это – сердце мира. Знайте его как тайный и священный Сердечный центр Шивы".

Многие святые жили здесь, сливаясь своей святостью со святостью Горы. Говорят, и это подтверждено Шри Бхагаваном, что до сего дня Сиддхи (мудрецы, обладающие сверхъестественными силами) живут в ее пещерах, в физических ли телах или нет, а некоторые утверждают, будто видели их огоньками, двигающимися вокруг Горы ночью.

В Пуранах есть рассказ о происхождении Горы. Однажды Вишну и Брахма заспорили – кто из них более великий. Их ссора вызвала на земле хаос, а поэтому дэвы приблизились к Шиве, умоляя его разрешить спор. Вслед за тем Шива проявился как столб Света, из которого раздался голос, объявивший более великим того, кто сможет отыскать верхний или нижний конец столба. Вишну обратился кабаном и зарылся в землю в поисках основания, тогда как Брахма стал лебедем и воспарил вверх, разыскивая вершину столба. Вишну не удалось достичь основания столба, но "начав видеть внутри себя Высочайший Свет, пребывающий в сердцах всех, он стал исчезать в медитации, не обращая внимания на физическое тело и даже не сознавая себя, ищущего". Брахма увидел цветок, падающий в воздухе, и, думая победить обманом, возвратился с ним и объявил, что сорвал его с вершины.

Вишну принял свое поражение и обратился к Господу с хвалой и молитвой: "ТЫ – Самопознание, знание Атмана. ТЫ – ОМ. ТЫ – начало и середина, и конец всего. ТЫ – всё и освещаешь всё". Он был объявлен великим, тогда как Брахма устыдился и сознался в своем проступке.

В этой легенде Вишну представляет ум, Брахма – интеллект, в то время как Шива – Атман, Дух.

Прошло более двух лет после его прибытия в Тируваннамалай, прежде чем Шри Бхагаван начал жить на Горе. До этого времени он постоянно находился в каком-нибудь храме или святыне. Лишь к концу 1898 года он избрал своим местопребыванием маленький Храм в Павалаккунру, освященный столетия назад присутствием великого святого Гаутамы Риши, где и был найден матерью. Он никогда больше не покидал Аруначалы. В начале следующего года Махарши перешел в пещеру на самой Горе и после этого оставался в той или иной пещере, пока в 1922 году не спустился к подножию Горы. Здесь вырос нынешний Ашрам, и здесь он провел остаток своих лет на земле.

Находясь на Горе, он жил почти все время на юго-восточном склоне. Ашрам расположен с юга, как раз около мантапама (каменного зала) Дакшинамурти. "Обращенный лицом на юг" – одно из 108 Имен Бхагавана, которые сейчас распеваются ежедневно над его могилой. Это имя символизирует духовный авторитет в целом, так как Садгуру – Полюс, вокруг которого вращается мир, но оно является, в частности, именем Дакшинамурти. Дакшинамурти – это Шива, наставляющий в Молчании. В стихе, процитированном в начале этой главы, Шри Бхагаван отождествляет Аруначалу с Дакшинамурти; в следующем стихе он говорит о Рамане и Аруначале как об одном:

"В тайниках лотосоподобных сердец всех, начиная с Вишну,
Сияет как Абсолютное Сознание Параматман (Высочайший Дух),
Кто есть то же самое, что и Аруначала или Рамана.
Когда ум тает от любви к Нему
И достигает глубочайшего тайника Сердца,
Где Он пребывает как возлюбленный,
Тонкий глаз Абсолютного Сознания открывается
И Он обнаруживает Себя как чистое Знание".

Первая пещера, в которую пришел Шри Бхагаван и где он оставался дольше всего, находится на юго-восточном склоне. Ее называют Вирупакша – по имени святого, жившего там, возможно, в XIII столетии и захороненного там во внутренней нише. По форме пещера необычайно напоминает священное односложное слово ОМ, и говорят, что сам звук ОМ можно услышать внутри.

В 1900 году, вскоре после того как Шри Бхагаван ушел жить на Гору, почитатель по имени Налла Пиллай из Кумбакконама прибыл в Тируваннамалай и сделал его фотографию, самый ранний портрет, которым мы располагаем. Это лицо красивого юноши, почти ребенка, но с силой и глубиной Бхагавана.

В ранние годы жизни на горе Шри Бхагаван еще сохранял молчание. Сияние Махарши уже собрало вокруг него группу преданных, и Ашрам начал жить. Притягивались не только искатели Истины, но и простые люди, дети, даже животные. Малыши из города обычно карабкались по горе к пещере Вирупакша, сидели около него, играли вокруг него и уходили обратно счастливые. Белки и обезьяны поднимались к нему и ели из его руки.

Время от времени Шри Бхагаван писал разъяснения или наставления для своих учеников, а то, что он не говорил, в действительности не препятствовало их обучению, так как и тогда и позднее, когда Махарши возобновил речь, подлинное поучение передавалось Молчанием, в традиции Дакшинамурти, традиции, иллюстрированной в Китае примером Лао Цзы и ранних даосских Мудрецов. "Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао", – знание, которое может быть сформулировано, не есть истинное Знание. Это безмолвное обучение было прямым духовным воздействием, которое ум поглощал, а позже истолковывал согласно своим способностям. Первый европейский посетитель так описал это:

Другой европеец, Поль Брантон, прибывший к Махарши скорее скептиком, чем сторонником, дал следующий отчет о первом воздействии Безмолвия Шри Бхагавана на его ум.

"Я издавна считал, что все содержание души человека можно прочесть в его глазах. Но перед очами Махарши я колебался, недоумевал и был поставлен в тупик...

После этого она посещала Свами ежедневно. Он был солнцем, рассеявшим ее тучи. Эчамма сейчас могла даже вспоминать своих любимых без горечи. Она провела остаток жизни в Тируваннамалае. Она смогла обзавестись там маленьким домом (отец оставил ей немного денег и братья выручали), и многие преданные, посещающие Ашрам, пользовались ее гостеприимством. Она ежедневно готовила пищу для Шри Бхагавана, что означало – для целого Ашрама, так как он обычно не принимал ничего, что нельзя было разделить поровну между всеми. Пока позволял возраст и состояние здоровья, она сама поднималась с пищей по горному склону и никогда не ела раньше, чем обслужит ашрамитов. Поскольку их количество росло, ее вклад стал только маленькой добавкой к общей еде, но если Эчамма когда-либо задерживалась, Шри Бхагаван обычно ждал, пока она придет, чтобы не расстраивать преданную.

Со всем горем, через которое прошла, и внутренним Покоем, который отыскала, в ней было еще достаточно материнства, чтобы привязаться к кому-то снова, и она взяла приемную дочь, не без позволения Шри Бхагавана. Когда подошло время, Эчамма устроила ей замужество и порадовалась рождению внука, которого назвала Рамана. И после этого однажды, совершенно неподготовленная, она получила телеграмму о смерти своей приемной дочери. Старое горе обрушилось на нее снова. Она понеслась на Гору, к Шри Бхагавану, с телеграммой. Он прочел ее со слезами на глазах, и Эчамма, облегчившая боль, но все еще печальная, отправилась на похороны. Она вернулась с малышом Раманой и положила его на руки Шри Рамане. На его глазах опять были слезы, когда он держал ребенка, и сострадание Шри Бхагавана принесло ей Покой.

Однажды некий Шастри из Северной Индии беседовал со Шри Бхагаваном в пещере Вирупакша, когда появилась Эчамма с пищей, по виду возбужденная и вся дрожащая. Ее спросили, в чем дело, и она рассказала, что, проходя мимо пещеры Садгурусвами, подумала, будто Шри Бхагаван и какой-то незнакомец стоят около тропинки. Она продолжала путь, но услышала голос: "Зачем идти дальше, когда я здесь?" Эчамма оглянулась, но там никого не было. Она в страхе поспешила в Ашрам.

"Что, Свами! – воскликнул Шастри. – Во время беседы здесь со мной Вы проявляетесь этой госпоже на ее пути сюда, а не выказываете никакого такого знака Милости мне". И Шри Бхагаван разъяснил, что видения Эчаммы были вызваны ее постоянной сосредоточенностью на нем.

Рудра Радж Панде, директор колледжа Три-Чадра в Катманду, Непал, перед тем как покинуть Тируваннамалай, отправился с другом на богослужение в Великий Храм города.

Тем не менее Шри Бхагаван никогда не поощрял интерес к видениям или желанию их, и они приходили не ко всем почитателям или ученикам.

Одним из наиболее преданных приверженцев Шри Бхагавана в это время был Сешадрисвами, тот самый Сешадри, который отгонял мальчишек, когда Венкатараман впервые пришел в Тируваннамалай. Теперь он жил на Горе, чуть ниже пещеры Вирупакша, и часто посещал ее. Он достиг высокого духовного состояния, имел изящество и красоту, которые видны на его уцелевших изображениях. В нем было что-то птицеподобное и отчужденное. Сешадри редко был доступен; он говорил не всегда, а когда говорил, речь его часто была загадочна. Он оставил дом в семнадцатилетнем возрасте, получил посвящение в мантры (священные формулы) и джапу (заклинания), что развивают оккультные силы, и иногда бодрствовал всю ночь на кладбище, призывая шакти (творческую энергию).

Сешадрисвами однажды сидел в пещере Манго, глядя в упор на Шри Бхагавана, чтобы прочесть его мысли; но ум Шри Бхагавана, погруженный в спокойствие Духа, не выказывал и намека на мысль, поэтому Сешадри расстроился и сказал:

– Не ясно, что этот человек думает.

Шри Бхагаван оставался безмолвным. После паузы Сешадрисвами добавил:

– Если почитать Господа Аруначалу, спасение обеспечено.

И тогда Бхагаван спросил:

– Кто почитает и кто почитаемый?

Сешадрисвами разразился смехом:

– Вот это-то как раз и неясно.

Тогда Шри Бхагаван подробно разъяснил ему доктрину Единого Атмана, Единого Я, проявленного во всех формах вселенной, и все же непроявленного и полностью не затрагиваемого проявлением, единственной Реальности и истинного Я того, кто почитает. Сешадрисвами слушал терпеливо, а в конце поднялся и сказал:

– Я не могу говорить. Для меня все это – темный лес. Во всяком случае, я – почитатель.

Сказав так, он повернулся к гребню Горы, простерся перед ней снова и снова, а затем ушел.

И однако Сешадрисвами также время от времени говорил с точки зрения Единства, рассматривая все вещи как проявления Духа, но независимо от точки зрения его речь сопровождалась сдержанным, приводящим в замешательство юмором. Однажды некто Нараянасвами встретил его стоящим, пристально рассматривающим буйвола и спросил:

– На что Свами смотрит?

– Я смотрю на это.

– Свами смотрит на буйвола? – настаивал Нараяна.

И тогда, указывая на животное, Сешадрисвами приказал ему:

– Скажи мне, что это.

– Это буйвол, – простодушно ответил Нараяна, после чего Сешадрисвами взорвался:

Сказав так, он повернулся и ушел.

Сешадрисвами умер в январе 1929 года. Как это принято в случае Святого, его тело было захоронено, а не кремировано. Шри Бхагаван стоял, молчаливо наблюдая. Сешадрисвами до сих пор почитаем в Тируваннамалае, а в годовщину смерти поклонники проносят его изображение в шествии через город.

В течение первых лет, проведенных Шри Бхагаваном на Горе, постепенно развивался процесс его возвращения к внешней активности. Он начал прогуливаться и обследовать Гору, читать книги и писать их толкования. Некий Падманабха Свами, известный также как Джатай Свами благодаря своим спутанным волосам, имел ашрам на Горе и держал там некоторое количество санскритских книг по духовному знанию и прикладным наукам с духовной основой, таким, как аюрведа (традиционная индусская медицина). Шри Бхагаван посещал его и просматривал книги, мгновенно овладевая содержанием и так фиксируя в памяти, что мог не только повторить текст, но дать ссылку на номер главы и стиха. Падманабха Свами часто обращался к Махарши как к авторитету при обсуждении какого-либо пункта доктрины.

В Пуранах говорится, что на северном склоне Аруначалы, около вершины, Сиддха Пуруша (Мудрец со сверхобычными силами), известный как йогин Арунагири, сидит под деревом баньяна, в почти недоступном месте, наставляя Молчанием. В Великом Храме Тируваннамалая есть святыня, или мантапам, посвященная ему. История, рассказанная Пуранами, дает понять, что Милость Аруначалы, руководящая людьми посредством мауна дикши (безмолвного посвящения) на пути Самовопрошания к Освобождению, будучи всегда мощной, стала недоступной людям в этот духовно темный век. Однако символическое значение этой истории не делает ее менее истинной в буквальном смысле. Однажды, около 1906 года, Шри Бхагаван бродил по северному склону Горы, когда в высохшем ручье он заметил громадный лист баньяна, достаточно большой, чтобы при еде класть на него пишу. Предполагая, что лист, должно быть, занесен сверху водой, и желая увидеть дерево с такими листьями, он отправился, уже по другому случаю, взбираться вдоль ручья вверх по склону. Преодолев крутые и трудные части горы, он достиг места, откуда мог видеть большую плоскую скалу и на ней – дерево баньяна, которое искал, громадное и темно-зеленое. Он изумился, увидев такое дерево растущим словно из голой скалы. Махарши продолжал карабкаться выше, но, когда был уже совсем близко, потревожил ногой осиное гнездо. Осы разгневались и атаковали обидевшую их ногу в ярости мщения. Шри Бхагаван стоял неподвижно до тех пор, пока они не закончили, покорно принимая справедливое наказание за разрушение их дома; но он воспринял случившееся как знак не двигаться дальше и поэтому возвратился в пещеру. Преданные уже беспокоились его столь долгим отсутствием. Когда они увидели Махарши, то испугались за состояние ноги, воспаленной и распухшей. Потом он указал на местоположение почти недоступного баньянового дерева, но сам никогда вновь не пытался добраться до него и отговаривал любого из его преданных, желавших сделать это.

Группа почитателей, и среди них англичанин Томсон, однажды решила все-таки обнаружить его. Какое-то время преданные карабкались вверх довольно беспечно, а потом оказались в таком рискованном положении, когда не могли ни продолжать движение, ни спуститься вниз. Они взмолились Бхагавану о помощи и кое-как возвратились в Ашрам благополучно. Новых попыток эта группа не делала никогда. Другие – пытались, но всегда без успеха.

Даже хотя Шри Бхагаван мог не одобрить какое-то действие, он очень редко явно запрещал его. Понимание приемлемого и неприемлемого, подходящего и неподходящего должно было прийти изнутри. В данном случае было ясно, что для преданных неприемлема попытка достичь то, от чего их Учитель воздержался.

"Это не могла быть обыкновенная женщина, – сказал Шри Бхагаван, когда рассказывал об этом, вернувшись, преданным. – Кто знает, кто она?" Конечно, обыкновенная внекастовая женщина не отважилась бы говорить со Свами подобным образом. Почитатели восприняли ее как проявление Сиддхи Арунагири, Духа Аруначалы. С того времени Шри Бхагаван бросил странствовать по склонам Горы.

"Ландшафт передо мной исчез, словно закрытый блестящей белой занавеской, протянутой в поле зрения. Я мог отчетливо наблюдать этот постепенный процесс. Сначала была стадия, когда я мог еще ясно видеть часть ландшафта, в то время как остальное было скрыто продвигающейся вперед занавеской. Это в точности напоминало протягивание слайда в стереоскопе через поле зрения наблюдателя. Переживая это, я остановился, чтобы не упасть, а когда прояснилось, продолжал идти. Когда темнота и слабость овладели мной во второй раз, я прислонился к скале, пока вновь не прояснилось. При третьем приступе я почувствовал, что безопаснее сидеть, а поэтому сел у скалы. В то время блестящая белая занавеска полностью отключила мое зрение, голова кружилась, кровообращение и дыхание остановились. Кожа стала мертвенно синей. Это был нормальный цвет для умершего, становившийся темнее и темнее. Васудэва Шастри действительно принял меня за мертвеца, подхватил на руки и начал громко рыдать и сокрушаться о моей смерти.

Позднее, чтобы исправить ошибочные мнения, которые уже начали распространяться, Махарши добавил:

"Я не вызывал этот приступ нарочно, не желал видеть, что это тело будет выглядеть, словно после смерти, и не говорил, что не оставлю это тело без предупреждения других. Это был один из тех приступов, которые случались со мной изредка, только на этот раз он принял очень серьезную форму".

Может быть, это переживание отмечало окончательное возвращение Шри Бхагавана к полной внешней нормальности. Трудно передать какое-либо впечатление о том, насколько в своем образе жизни он был нормален или как соответствовал тому, что свойственно человеку, но, однако, это необходимо сделать, ибо описание его предшествующей аскезы могло представить Махарши мрачным и непривлекательным. Наоборот, его манеры были естественны и совершенно свободны, и новый посетитель сразу чувствовал его непринужденность на себе. Его разговор искрился юмором, а смех Шри Бхагавана был настолько заразителен, столь подобен смеху ребенка, что даже те, кто не понимал языка, обычно присоединялись к нему. Всё у него или у Ашрама было чистым и опрятным. Когда был создан постоянный Ашрам, жизнь в нем следовала расписанию так же строго, как и работа в конторе. Часы ходили с точностью до минуты, календари были самыми современными. И ничего не тратилось впустую. Я видел слугу, получившего выговор за то, что он взял новый лист бумаги для переплетения книги, когда кто-то уже занимался ею. И с пищей так же: ни грамма не оставалось на листе-тарелке Махарши, когда он заканчивал еду. Овощная кожура сохранялась для крупного рогатого скота, не выбрасывалась.

Шри Бхагавану были присущи непосредственная простота и скромность. Одна из немногих вещей, вызывавших его гнев, заключалась в том, что разносчики пищи давали ему больше какого-нибудь деликатеса, чем другим. Ему не нравилось, что люди встают при его входе в Старый Холл, и обычно коротким жестом он просил их оставаться сидеть. Как-то в полдень Шри Бхагаван медленно спускался по склону холма к Ашраму – высокий, золотистого оттенка, уже седой, хрупкий, немного сутулящийся и тяжело опирающийся, из-за ревматизма, на посох, – со своим низкорослым, смуглым слугой. Один из преданных подходил сзади, и поэтому он остановился на краю дороги, говоря: "Вы моложе и идете быстрее; вам идти первому". Небольшое учтивое действие, но столь многозначительное, когда направлено от Учителя к ученику.

Такое перечисление можно продолжать бесконечно. Некоторые из упомянутых черт Махарши как человека будут обсуждены более подходящим способом позднее, но сейчас, упоминая о полном возвращении его к нормальному образу жизни, необходимо показать, каким нормальным, каким интенсивно человеческим и каким милосердным этот образ жизни был.

НЕПРОТИВЛЕНИЕ

Можно возразить, что эта простая вера сильно отличается от доктрины Единственности, которой учил Шри Бхагаван, но такие теории могут конфликтовать лишь на уровне ума. Он говорил: "Подчинение Богу, Гуру или Атману – это все, что необходимо". Как будет показано в следующей главе, эти три вида подчинения в действительности не различаются. Здесь достаточно сказать, что для того, кто может придерживаться взгляда на Единый Атман как на единственно существующее, вся внешняя деятельность кажется сном или кинофильмом, идущим на экране Атмана, и поэтому он останется бесстрастным свидетелем. Такова была позиция Шри Бхагавана в тех немногих случаях, когда угрожали зло или назойливость.

В течение первых лет жизни на Горе время от времени случались и вмешательство, и противодействие. В странном мире садху, где некоторые были просто обманщиками, а некоторые прилагали усилия на духовном пути и развивали сверхобычные силы, не выжигая своих низших страстей, следовало ожидать, что сияние Божественности, которое почитатели признали в столь юном годами человеке, пробудит в немногих чувство обиды, хотя большинство уже преклонилось и искало его Милости.

В одной из пещер на Горе обитал пожилой садху. Он выказывал большое почтение Шри Бхагавану в то время, когда тот находился в Гурумуртаме. После перехода в пещеру Вирупакша Шри Бхагаван иногда посещал его и сидел в молчании. Этот садху вел жизнь аскета и имел последователей. Тем не менее он был столь далек от победы над человеческими страстями, что не мог терпеливо смотреть, как растет число последователей юного Свами и уменьшается количество его собственных. Решив убить Шри Бхагавана или, испугав, заставить его уйти с Горы, завистник укрылся на склоне выше пещеры Вирупакша и после захода солнца начал сталкивать вниз горную породу и камни. Шри Бхагаван сидел невозмутимо, хотя один камень прошел совсем близко от него. Всегда наблюдательный, он хорошо знал, что случилось, и в какой-то подходящий момент быстро и бесшумно вскарабкался по склону, застав старика на месте преступления. Даже тогда последний пытался отделаться смехом, выдавая свое поведение за шутку.

Самонадеянность и наступательность этого человека не знали границ, и однажды ночью он позволил себе даже испражняться на веранде пещеры. На следующее утро он ушел рано, оставив свои запасные одежды, некоторые из них – шелковые, с кружевной обшивкой, в пещере. Шри Бхагаван ничего не сказал. В то утро вместе с Паланисвами он отправился в длительную прогулку к одному из священных водоемов, а прежде чем уйти, Паланисвами помыл веранду, выбросил одежды Балананды и закрыл пещеру на замок.

Через несколько месяцев Балананда вернулся и снова заработал себе неприятность. По какому-то случаю он добился согласия Шри Бхагавана и сел перед ним, глядя прямо в глаза, чтобы, как утверждал Балананда, дать ему нирвикальпа самадхи (духовный транс), но случилось так, что он заснул сам, а Шри Бхагаван с учениками поднялся и ушел. Вскоре после этого общее отношение к Балананде стало таким, что он снова счел более безопасным уехать.

– Я проделал весь этот путь только для того, чтобы посмотреть, как ты продвигаешься вперед. Я посвящу тебя в мантру Даттатреи.

Шри Бхагаван не двигался и не отвечал, и поэтому тот продолжил:

– Тогда ладно, – находчиво парировал Шри Бхагаван, – пусть Бог мне тоже явится во сне и прикажет взять эту упадешу, и я приму ее.

– Какая польза будет мне от вашей упадеши, если я не практикую джапу (повторение Имени)? Найдите для этого подходящего ученика. Я не таков.

Немного позднее, когда этот садху находился в медитации, видение Шри Бхагавана появилось перед ним и сказало: "Не обманывайся!" Испуганный, думая, что Шри Бхагаван должен владеть силами, которые использует против него, садху поспешил в Вирупакшу извиняться и умолял освободить его от видения. Шри Бхагаван заверил, что он не использовал сил, и садху понял, что тут не было гнева или мести.

Другая такая попытка вмешательства была предпринята группой пьяных садху. Появившись однажды в пещере Вирупакша, они торжественно объявили: "Мы – садху с холма Подикай, священного холма, на котором древний Мудрец Агастья все еще совершает тапас (практику аскезы), продолжающийся уже тысячи лет. Он приказал нам забрать вас сначала на Конференцию Сиддхов в Шрирангам, а оттуда – в Подикай, чтобы дать вам правильную дикшу (посвящение) после удаления из вашего тела солей, препятствующих достижению высших сил".

Как и во всех таких случаях, Шри Бхагаван не ответил. Однако на этот раз один из его преданных, Перумалсвами, взял обманщиков на пушку. Он сказал: "Мы уже получили сообщение о вашем прибытии и уполномочены поместить ваши тела в тигли, а тигли нагревать на огне". И, повернувшись к другому почитателю, приказал: "Иди и копай яму, где мы сможем развести огонь для этих людей". Визитеры второпях удалились.

В 1924 году, когда Шри Бхагаван жил уже в нынешнем Ашраме у подножия Горы, какие-то воры вломились в сарай, в котором тогда помещалась могила его матери, и унесли несколько предметов. Через пару недель трое воров ограбили и сам Ашрам.

Кунжу прокричал: "Кто там?"

В ответ воры разбили окно, явно чтобы испугать находящихся внутри. Кунжусвами и Мастан встали и пошли к помосту, где сидел Бхагаван. Затем воры разбили окно и с этой стороны, но Шри Бхагаван оставался невозмутимым. Кунжусвами тогда вышел из холла через северную дверь, поскольку воры были на южной стороне, и привел на помощь Раманкришнасвами, преданного, что спал в другой хижине. Когда он открыл дверь, из холла выбежали две собаки Ашрама – Джек и Каруппан. Воры стали бить их, Джек убежал, а Каруппан, спасаясь, возвратился в холл.

Шри Бхагаван сказал грабителям, что здесь они могут взять для себя очень мало, но пригласил их войти и забрать то, что было. Или считая приглашение западней, или будучи слишком глупыми, чтобы отступить от заведенного порядка, они не обратили внимания на слова Махарши и продолжали выбивать оконные рамы, словно хотели войти таким способом (в Индии на окнах обычно ставят металлические решетки, чтобы защититься от непрошенных гостей). Разгневанный подобным бессмысленным разрушением, Рамакришнасвами попросил у Бхагавана разрешения сразиться с ними, но Бхагаван запретил, говоря: "Они имеют свою дхарму (роль), а мы – нашу. Нам – терпеть и воздерживаться. Давайте не мешать им".

Шри Бхагаван и преданные сидели в соломенном сарае (позднее разрушенном), стоявшем к северу от холла. Воры кричали, чтобы они оставались там: "Если вы уйдете, мы размозжим ваши головы!"

Шри Бхагаван ответил им: "Весь холл в вашем распоряжении; делайте, что вам нравится".

Один из воров явился и потребовал фонарь, и Рамакришнасвами, по указанию Шри Бхагавана, дал ему зажженную лампу. Снова пришел один из грабителей и спросил ключи от шкафа, но Кунжусвами унес их с собой, о чем вору и было сказано. Грабители взломали шкафы и нашли там несколько тонких полосок серебра для украшения святынь, несколько плодов манго, немного риса и денег – около десяти рупий. Сумму в шесть рупий, принадлежащую Тангавелу Пиллаю, тоже забрали.

Расстроенный столь маленьким уловом, один из воров вернулся и, размахивая палкой, закричал: "Где ваши деньги? Где вы их спрятали?"

Шри Бхагаван посоветовал Рамакришнасвами и остальным пойти и смазать полученные синяки.

"А Свами?" – спросил Рамакришнасвами.

Шри Бхагаван засмеялся и, каламбуря, ответил: "Я тоже получил замечательную пуджу", так как последнее слово может означать и "поклонение" и "удары".

Увидев на его бедре рубец, Рамакришнасвами почувствовал внезапный прилив гнева. Он поднял лежащий рядом железный брус и попросил разрешения пойти и посмотреть, что делают грабители, но Шри Бхагаван отсоветовал ему: "Мы – садху. Нам не следует оставлять нашу дхарму. Если вы пойдете и станете бить воров, то кто-нибудь может умереть, и в этом мир справедливо обвинит не их, а нас. Они только введенные в заблуждение люди, ослеплены неведением, так давайте заметим, что правильно, и будем упорствовать в этом. Если ваши зубы вдруг прикусят язык, то разве вы их за это выбиваете?"

Было два часа ночи, когда воры ушли. Немного позднее Кунжусвами вернулся с местным полицейским офицером и двумя полицейскими, констеблями. Шри Бхагаван все еще сидел в сарае к северу от холла, говоря со своими почитателями о духовных предметах. Констебли спросили его о случившемся, и он просто заметил: "Какие-то глупые люди вломились в Ашрам и ушли, разочарованные тем, что не нашли ничего стоящего их усилий". Констебли записали это и ушли вместе с офицером. Мунисами побежал за ними и рассказал, что Свами и остальные были избиты ворами. Утром для расследования прибыл окружной инспектор, его заместитель и главный констебль. Шри Бхагаван сам ничего не говорил о своей травме или о грабителях, а только отвечал на вопросы. Через несколько дней обнаружили кое-что из украденного имущества, затем воров арестовали и приговорили к тюремному заключению.

Глава 8

МАТЬ

Вскоре после того как в 1900 году мать Шри Бхагавана вернулась, потерпев неудачу в попытке снова завоевать сына, она потеряла своего старшего. Двумя годами позднее младший сын, Нагасундарам, еще только семнадцатилетним парнем, в первый раз отправился в Тируваннамалай посмотреть на родного брата, Свами. Он был охвачен таким чувством, что обнял брата и громко зарыдал; Шри Бхагаван сидел молча, не двигаясь. Мать пришла однажды на короткое время, возвращаясь из паломничества в Бенарес. В 1914 году она отправилась в паломничество к святыне Венкатараманасвами в Тирупати и вновь остановилась в Тируваннамалае на обратном пути. Тогда она заболела и несколько недель жестоко страдала от недомогания с признаками тифа. Шри Бхагаван заботился о ней с большой внимательностью. Стихи, сочиненные в течение ее болезни, – единственный известный пример, когда Махарши молился, чтобы повлиять на ход событий.

О Господь! Гора моего убежища,
Наилучшее лекарство от повторяющихся рождений,
Только Ты можешь излечить болезнь моей матери.

О Господь, убивающий смерть!
Прояви лотосы Твоих стоп
В лотосе Сердца той, которая родила меня,
Чтобы я нашел прибежище у лотосов Твоих стоп,
И защити ее от смерти.
Что такое смерть, если разобраться?

Аруначала, Ты – сияющий огонь Знания!
Укрой мою мать Твоим Светом
И сделай ее единой с Тобой.
Где тогда необходимость кремации?

Аруначала, Рассеиватель иллюзии!
Почему Ты медлишь рассеять бред моей матери?
Есть ли иной, кроме Тебя, наблюдать подобно Матери
За тем, кто ищет убежище в Тебе,
И спасать от тирании кармы?

Под предлогом спасения матери от лихорадки здесь на самом деле была молитва о спасении ее от еще более обширной лихорадки иллюзии и взятии снова в Единство с Атманом Освобождением от бреда жизни.

Сначала она живет несколько дней у Эчаммы. Кто-то из почитателей возражал против ее пребывания со Шри Бхагаваном, опасаясь, что в молчаливом протесте он может покинуть свое нынешнее жилище, как в 1896 году оставил дом. Однако большая разница состояла в том, что сейчас именно мать отреклась от дома, а не он, которого задерживали там. Величие Шри Бхагавана было столь внушающим благоговение, что, несмотря на его милосердие, когда возникал вопрос, близкий к выяснению собственного пожелания Махарши, никто не осмеливался спросить его прямо. Даже если бы это и случилось, он мог сидеть неподвижно, не отвечая, так как не имел никаких желаний. Просьба о выздоровлении матери, выраженная в его стихах, есть нечто совершенно исключительное.

Желая привести в Ашрам и своего младшего сына, Алагамма послала одного почитателя вызвать его сюда. Сын отказался от своей работы в Тирувенгаду и переехал жить в Тируваннамалай. Сначала он оставался в городе, питаясь в доме того или иного друга и ежедневно посещая Ашрам. Вскоре он принял обет отречения и надел мантию цвета охры под именем Ниранджнянананда Свами, хотя более часто его звали фамильярно "Чиннасвами", "маленький Свами", как брата Свами. Какое-то время он еще ежедневно шел в город просить еду, но потом преданным показалось неуместным, что собственный брат Свами должен ходить и побираться, когда в Ашраме для всех была пища, и его убедили поселиться там.

И произошло то, что Бхагаван почти возвратился к семейной жизни, а семья расширилась, обнимая всех его почитателей; и действительно, он иногда говорил о них как о своей семье. Кажущаяся неуместность "семейственности" сначала отпугивала обоих – мать и брата – от совместной жизни с ним. Сешадрисвами однажды упомянул об этом в своей шутливой манере. Некий посетитель остановился увидеть его, а потом захотел подняться вверх по Горе, чтобы лицезреть Раманасвами. "Да, – сказал ему Сешадри, – идите и увидите. Там есть домохозяин. Вас угостят пирожными там".

"Соль" остроты Сешадрисвами заключается в том, что положение домохозяина обычно считают более низким, чем садху, ибо последний может посвятить себя полностью духовному поиску, тогда как семьянин имеет мирские заботы и занимается ими. Сам акт отрешения от дома и собственности считается большим шагом вперед. Поэтому многие из почитателей спрашивали Шри Бхагавана, не следует ли им принять отречение. Шри Бхагаван всегда отговаривал делать это. В случае, представленном ниже, он разъяснил, что отречение есть не изъятие, а расширение любви.

Почитатель: Я склонен бросить работу и оставаться всегда со Шри Бхагаваном.

Бхагаван: Бхагаван всегда с вами, в вас. Я в вас и есть Бхагаван. Это вам и следует осознать.

Б: Отречение не означает внешнее снятие одежд и т.п. или оставление дома. Истинное отречение состоит в отречении от желаний, страстей и привязанностей.

П: Но однонаправленная преданность Богу невозможна, пока человек не оставит мир.

Б: Нет. Тот, кто воистину отрекся, на самом деле погружается в мир и расширяет свою любовь, чтобы обнять его целиком. Позиция почитателя более точно выражается всеобщей любовью, чем уходом из дома ради облачения в одежду цвета охры.

П: Но дома узы привязанности слишком сильны.

Б: Тот, кто отрекся еще недостаточно зрелым, создает себе лишь дополнительные оковы.

П: Разве отречение это не величайшее средство разрушения привязанностей?

Б: Оно может быть таким для тех, чей ум уже свободен от путаницы. Но вы не уловили глубинную сущность отречения: великие души, которые оставили жизнь в миру, сделали это не из отвращения к семейной жизни, но из-за своей великодушной и всеобъемлющей любви ко всему человечеству и всем живым существам.

П: Семейные связи должны уйти лишь через какое-то время. Так почему мне не следует проявить инициативу и разорвать их сейчас, чтобы моя любовь могла быть одинаковой ко всем?

Б: Когда вы действительно ощутите эту равную любовь ко всем, когда ваше сердце так расширится, что обнимет мироздание в целом, то вы, конечно, не почувствуете, что оставляете то или это; вы просто выпадете из мирской жизни, как созревший плод падает с дерева. Вы почувствуете весь мир вашим домом.

Наиболее часто Шри Бхагаван разъяснял, что истинное отречение находится в уме. Оно не достигается отречением от материального и не задерживается отсутствием его.

"Зачем вы думаете, что вы семьянин? Подобные же мысли, что вы – санньясин, отрекшийся, будут преследовать вас, даже если вы покинете мир как санньясин. Останетесь ли вы в миру или же отречетесь от него и уйдете в лес, ум будет преследовать вас. Источником мысли служит эго. Оно творит тело и мир и заставляет вас думать, что вы – домохозяин. Если же вы отречетесь от мира, то это лишь заменит мысль о домохозяине на мысль о санньясине, а окружение дома на лес, но внутренние препятствия всегда с вами. Они даже сильно возрастут в новой обстановке. Изменение среды вам не поможет. Ум – это единственное препятствие, и он должен быть превзойден – дома ли, в лесу ли. Если вы можете сделать это в лесу, то почему не дома? Следовательно, зачем менять окружение? Ваши усилия могут предприниматься даже сейчас, при любом окружении".

Он также объяснял, что препятствием для садханы служит не работа как таковая, а позиция ума, с которой она выполняется, и что возможно продолжать обычную деятельность, но только без привязанности. "Препятствием служит самое ощущение того, что "я работаю", – говорит он в "Евангелии Махарши". – Спросите себя: "Кто работает?", вспомните, кто вы на самом деле. Тогда работа не будет связывать вас. Она будет выполняться автоматически". В своем дневнике "День за днем с Бхагаваном" Дэвараджа Мудальяр записал более подробное разъяснение.

Как медитация или "вспоминание" (это можно называть по-разному) не ухудшает качество сделанной работы, точно так же и процесс работы не вредит медитации. Шри Бхагаван четко разъяснил это в разговоре с Полем Брантоном.

Поль Брантон: И каков будет результат?

Б: Если вы будете продолжать, то обнаружите, что ваше отношение к людям, событиям и объектам постепенно изменяется. Ваши действия будут стремиться самопроизвольно следовать вашим медитациям.

Человеку следует отказаться от личного эгоизма, который привязывает его к этому миру. Отбрасывание ложного "я" есть истинное отречение.

ПБ: Возможно ли стать неэгоистичным, ведя активную мирскую жизнь?

Б: Между работой и мудростью противоречия нет.

ПБ: Вы подразумеваете, что можно продолжать все прежние активности, профессиональные например, и в то же время получить Просветление?

Б: Почему же нет? Однако в таком случае человек не станет думать, что это прежняя личность выполняет работу, ибо его сознание будет постепенно изменяться, перемещаться, пока не войдет в ТО, которое лежит за пределами маленького "я".

Предписание продолжать семейную жизнь встречало возражение, что Шри Бхагаван сам оставил свой дом. На это он обычно кратко отвечал, что каждый человек действует согласно своей прарабдхе (судьбе). Однако здесь уже возникает вопрос о том, что полная внешняя нормальность и участие в ежедневном распорядке жизни, которым Шри Бхагаван служил таким совершенным примером в последние годы и которые он предписывал своим последователям, были для него самого невозможны сразу после Пробуждения, случившегося в доме дяди в Мадурае. Ответ таков, что ставшее возможным для Шри Бхагавана он, своей Милостью, делает осуществимым и для тех, кто следует ему.

Даже сейчас он все еще высмеивал ее правоверную брахманскую щепетильность. Если ее сари случайно касалось небрахмана, Махарши восклицал с притворным испугом: "Смотрите! Чистота ушла! Религия ушла!" Пища в Ашраме была строго вегетарианской, но Алагамма, подобно нескольким очень набожным брахманам, шла еще дальше и считала некоторые овощи тоже не-саттвичными (нечистыми), и Шри Бхагаван обычно насмешливо говорил: "Обратите внимание на эту луковицу! Это огромное препятствие к мокше (Освобождению)!"

Здесь следует сказать, что Шри Бхагаван вообще не осуждал ортодоксальность. В данном случае у матери была чрезмерная привязанность к формам ортодоксальности, и на это он нападал. В целом он подчеркивал важность саттвической (чистой) пищи. Он вообще редко давал какие-либо предписания, касающиеся внешней деятельности; его обычный метод состоял в том, чтобы посеять духовное семя в сердце и оставить, дабы оно по мере роста формировало внешнюю жизнь. Предписания приходили изнутри. Один почитатель с Запада к моменту прибытия был отчаянным любителем мясного, считавшим мясо подлинной сущностью пищи, также как и самой вкусной ее частью, и хотя по этому вопросу не было сказано ни слова, пришло время, когда он почувствовал отвращение к самой идее поедания мяса.

Следует разъяснить для читателей неиндийцев, что практика вегетарианства вытекает не только из нежелания отнимать жизнь или есть мясо, хотя это одна из ее причин. Она проводится также и потому, что не-саттвическая пища (которая включает некоторые сорта овощей, так же как и мясо) имеет тенденцию увеличивать животные страсти и препятствовать духовному усилию.

Были также и другие способы, которые заставили мать осознать, что он, родившийся ее сыном, – Божественное воплощение. Однажды, когда Алагамма сидела перед Махарши, он исчез, и вместо сына мать увидела лингам (столб) чистого света. Представляя себе, что сын сбросил свою человеческую форму, она залилась слезами, но вскоре лингам пропал и Махарши появился снова, как и раньше. В другом случае мать увидела сына, увешанного гирляндами цветов и окруженного змеями, как Шива в традиционных образах. Она закричала ему: "Прогони их! Я боюсь!"

После этого мать умоляла его отныне появляться ей только в своей человеческой форме. Цель этих видений была достигнута: Алагамма осознала, что форма, которую она знала и любила как своего сына, была столь же иллюзорной, как и любая другая, которую он мог принять на себя.

В 1920 году здоровье матери начало ухудшаться. Она должна была уменьшить работу по обслуживанию Ашрама и больше отдыхать. В течение ее болезни Шри Бхагаван постоянно ухаживал за матерью, часто просиживая с ней ночь. В безмолвном присутствии сына и медитации ее разум достиг зрелости.

В восемь часов вечера мать была окончательно освобождена от тела. Шри Бхагаван сразу поднялся, совсем веселый. "Сейчас мы можем поесть, – сказал он. – Идите, загрязнения нет".

В этих словах был глубокий смысл. Смерть индуса вызывает ритуальное загрязнение, требующее очистительного обряда, но это была не смерть, а обратное погружение, не развоплощенная душа, но совершенный Союз с Атманом. И поэтому не было нужды в очистительной церемонии. Несколькими днями позднее Шри Бхагаван подтвердил это.

Когда кто-то упомянул о смерти матери, Махарши кратко поправил говорившего: "Она не умерла, она поглотилась".

Описывая потом процесс поглощения, Шри Бхагаван сказал: "Внутренние склонности ума и тонкая память прошлых переживаний, ведущие к будущим возможностям, стали очень активными. Сцена за сценой прокручивались перед ней в тонком сознании, внешние чувства уже ушли. Душа прошла через серию переживаний, избежав, таким образом, необходимости перерождения и сделав возможным Союз с Духом. С души были сняты, наконец, тонкие оболочки, прежде чем она достигла окончательного места назначения, высочайшего мира Освобождения, из которого нет возвращения в неведение".

Мощной была поддержка, оказанная Шри Бхагаваном, а глубокая святость Алагаммы, ее предшествующее отречение от гордыни и привязанности позволили ей воспользоваться этой помощью. Махарши говорил позже: "Да, в ее случае – успех; до этого я делал то же для Паланисвами, когда приближался его конец, но была неудача. Он открыл глаза и умер". Махарши, однако, добавил, что в случае с Паланисвами не было полного поражения, так как хотя эго и не погрузилось в Атман, но способ его ухода показал последующее хорошее перерождение.

Когда преданные переживали тяжелые утраты, Шри Бхагаван часто напоминал им, что умирает только тело и только иллюзия Я-есть-тело создает из смерти трагедию. Теперь, по время своей собственной тяжелейшей утраты, он не выказывал никакого горя. Целую ночь он и почитатели просидели, распевая песни преданности. Это равнодушие к физической смерти своей матери – подлинный комментарий к его молитве периода ее предыдущей болезни.

Возник вопрос, как распорядиться телом. Бхагаван сам засвидетельствовал, что она погрузилась в Атман, а не осталась для перерождения к иллюзии эго; но чувствовалось некоторое сомнение в том, что тело женщины-святой следует не кремировать, а хоронить. Тогда и вспомнили, что в 1917 году этот самый пункт фигурировал в серии вопросов, которые Ганапати Шастри и его группа поставили Шри Бхагавану, и он ответил утвердительно. "Поскольку джняна (Знание) и мукти (Освобождение) не различаются в зависимости от пола, тело женщины-святой не требуется кремировать. Ее тело также служит обителью Бога".

В случае ухода матери из Ашрама, как и при ее вступлении в него, никто не осмелился спросить самого Шри Бхагавана о решении, а он не объявлял последнего. Казалось, никому не придет в голову, что ответ уже дан в его молитве 1914 года:

"Укрой мою мать Твоим Светом
И сделай ее единой с Тобой.
Где тогда необходимость кремации?"

Шри Бхагаван стоял, молча наблюдая, безучастно. Тело матери захоронили у подножия Горы, с южной стороны, между водоемом Политиртам и святыней Дакшинамурти. На церемонию прибыли родственники и друзья, масса людей пришла из города. Священный пепел, камфора, фимиам были брошены в яму вокруг тела, прежде чем могила была заполнена. Было построено каменное надгробие, и на нем установлен священный лингам, доставленный из Бенареса. Позднее на этом месте воздвигли храм, полностью законченный в 1949 году и известный как храм Матрубхутешвара, храм Бога, проявленного как Мать.

Как приход матери обозначил эпоху в жизни Ашрама, так и ее уход. Вместо задержки его развитие усилилось. Были преданные, которые чувствовали, что ее присутствие, словно шакти, или творческая энергия, стало более могущественным, чем раньше. Шри Бхагаван однажды сказал: "Куда она ушла? Она – здесь".

Глава 9

АДВАЙТА, ИЛИ НЕДВОЙСТВЕННОСТЬ

Индуизм охватывает все формы и уровни духовной доктрины; все они имеют силу и соответствуют различным подходам, которые требуются людям с разнообразными темпераментами и развитием. Как и в западных, и семитических религиях, здесь есть подход, опирающийся на любовь и почитание личного Бога. Поэтому также существует Путь, когда Бога видят проявленным во всех Его творениях и почитают служением им. Однако обнаружение Чистого Бытия как Духа человека, Духа вселенной и всех существ – высочайшая и окончательная Истина, превосходящая все остальные уровни доктрины без отрицания их истинности на своем собственном плане. Такой является доктрина адвайты, недвойственности, которой учили древние риши и более всего – Шанкарачарья. Это простейшая и в то же самое время наиболее глубокая суть конечной Истины, лежащей по ту сторону всех путаниц космологии.

Недвойственность означает, что только Абсолют есть. Весь космос существует внутри Него, не имея внутренней реальности, но будучи просто проявлением Абсолюта, который, несмотря на это, остается вечно неизменным и непроявленным. Точно так же люди и события человеческого сна существуют внутри человека и не имеют реальности отдельной от него, ничего не добавляя ему своим возникновением и не отнимая ничего при исчезновении. Это значит, что Абсолют есть Я, Атман космоса и каждого существа. Следовательно, допрашивая свое личное "я" постоянным вопрошанием "Кто я?", человек может осознать свое тождество со Всеобщим Бытием. То, чему учил Шри Бхагаван, было адвайтой в ее самом чистом виде.

Некоторые люди к тому же восстают против концепции нереального мира, даже несмотря на то, что принимают реальность Духа, из-за того, что не понимают, в каком смысле мир нереален. Шри Бхагаван часто объяснял это, и нигде нет большей четкости, чем в следующей формулировке, записанной С.С.Коганом:

"Шанкарачарью критиковали за его философию майи (иллюзии), не понимая существа вопроса. Он дал три утверждения: что Брахман реален, что вселенная нереальна и что Брахман есть вселенная. Шанкара не останавливался специально на втором утверждении, ибо третье объясняет остальные два. Оно означает, что, когда вселенная воспринимается отдельно от Брахмана, восприятие является ложным и иллюзорным. Это равнозначно тому, что феномен реален, когда переживается как Атман, и иллюзорен, когда видится отдельным от Атмана".

Способ, которым это должно быть сделано, описывается в главе 14, но поскольку в следующей главе уже рассказывается о наставлениях Шри Бхагавана преданным, следует упомянуть о них и его учении здесь.

Учение Шри Раманы не было "философией" в обычном смысле этого термина – ведь он (как явствует из ответов Шивапракашаму Пиллаю в следующей главе), учил своих последователей не продумывать проблемы до конца, а устранять мысли. Может показаться, что речь идет о притуплении ума, но, как Шри Бхагаван объяснил Полю Брантону в разговоре, цитированном в главе 2, истинно как раз обратное. Человек тождествен Атману, который есть чистое Бытие, чистое Сознание, чистое Блаженство, но ум творит иллюзию отдельной индивидуальности. В глубоком сне ум успокоен, и человек един с Атманом, не сознавая этого. В самадхи он составляет одно с Атманом – полностью сознательно, не в темноте неведения, но в свете знания. Если вмешательство ума устранено, сознание Атмана может, посредством Милости Гуру, пробудиться в Сердце, таким образом подготавливая для этого блаженного Тождества, для состояния, которое есть не тупостью или неведением, но лучезарным Знанием, чистым переживанием "Я есмь".

Многие могут чувствовать отвращение к идее разрушения ума или (что приводит к тому же) отдельной индивидуальности и найти ее ужасающей. Однако это происходит с нами ежедневно в глубоком сне и, далекие от страха перед засыпанием, мы находим глубокий сон желательным и приятным, даже хотя ум в нем успокаивается только бессознательно, путем неведения. С другой стороны, в экстазе или в глубоком восторге ум на мгновение поглощается и успокаивается в отрывочном переживании блаженства, которое есть его истинная природа. Сами слова "восторг" и "экстаз" указывают на выход за пределы индивидуальности, ибо этимологически "восторг" означает нечто уносящее, увлекающее, а "экстаз" – пребывание вне себя. Выражение "это захватывает дыхание" в действительности означает "это захватывает мысль", т.к. источник мысли и дыхания один и тот же – как Шри Бхагаван объяснил, говоря о контроле дыхания. Истина состоит в том, что индивидуальность не утрачивается, но расширяется до Безграничности.

Устранение мыслей проводится ради сосредоточения на более глубоком сознании, лежащем по ту сторону и за пределами мысли. Далекое от ослабления ума, оно усиливает его, так как учит сосредоточению. Шри Бхагаван часто подтверждал это. Только слабый и неконтролируемый ум то и дело отвлекается посторонними мыслями и изводится бесполезными заботами; ум, который достаточно силен, чтобы сосредоточиться (не важно на чем), может изменить направленность своего сосредоточения, применить его для устранения мыслей при поиске Атмана, – и наоборот, усилие уничтожить мысли предписанным способом придает силу и способность к сосредоточению. Когда поиск доведен до конца, способности ума не утрачиваются. Шри Бхагаван пояснил это, сравнивая ум джняни с луной на небосводе в полдень: она светит, но этот свет не требуется в большем сиянии освещающего ее солнца.

Глава 10

НЕКОТОРЫЕ ИЗ РАННИХ ПОЧИТАТЕЛЕЙ

Хотя доктрина, которой учил Шри Бхагаван, никогда не изменялась, способы наставления варьировались в соответствии с характером и пониманием спрашивающего. За годы, проведенные на Горе, сохранились записи переживаний некоторых из его преданных и разъяснений, полученных ими; небольшая часть этих записей представлена ниже. Действительно, можно сказать, что опыт последователей Шри Бхагавана составляет его биографию, так как он сам был утвержден в Неизменности, лежащей по ту сторону событий и переживаний.

Шивапракашам Пиллай

Шивапракашам Пиллай: Свами, кто я? Как достичь спасения?

Бхагаван: Непрерывным внутренним вопрошанием "Кто я?" вы познаете Себя и таким образом достигнете спасения.

ШП: Кто я?

Б: Истинное Я, или Атман, не является ни телом, ни каким-либо из пяти чувств или объектов чувств, ни органом действия, ни праной (дыханием, или жизненной силой), ни умом, ни даже состоянием глубокого сна, где нет знания всего перечисленного.

Б: После отрицания всего вышеупомянутого как "не-Я", то, что остается, и есть Я,; это Сознание.

ШП: Какова природа этого Сознания?

Б: Природа Сознания есть Сат-Чит-Ананда (Бытие-Сознание-Блаженство), в котором нет даже малейшего следа мысли "я". Его также именуют мауна (Тишина) или Атман (истинное Я). Оно – единственное, что ЕСТЬ. Если троицу – мир, эго и Бог – рассматривать состоящей из отдельных сущностей, то они явятся просто иллюзиями, подобными серебру в перламутровой раковине. Бог, эго и мир есть в действительности Шивасварупа (форма Шивы) или Атмасварупа (форма Себя).

ШП: Как постичь эту Реальность?

Б: Когда видимый мир исчезает, проявляется истинная природа видящего, или субъекта.

ШП: Можно ли осознать ТО еще при видении внешнего мира?

Б: Нет, потому что видящий и видимое подобны веревке и появлению в ней змеи. Пока вы не отбросите призрак змеи, вы не сможете увидеть, что существует только веревка.

ШП: Когда внешние объекты исчезнут?

Б: Если ум, который служит причиной всех мыслей и активностей, исчезнет, внешние объекты также пропадут.

ШП: Какова природа ума?

Б: Ум – это только мысли. Это – форма энергии, сама проявляющаяся как мир. Когда ум погружается в Атман, сознается Я; когда же ум выходит наружу, появляется мир и Я не сознается.

ШП: Как добиться исчезновения ума?

Б: Только посредством вопрошания "Кто я?" Хотя такое вопрошание тоже является действием ума, оно разрушает все мысли, включая и самое себя, подобно палке, используемой при перемешивании погребального костра, которая превращается в пепел после сгорания топлива и трупа. Лишь тогда приходит Постижение, – постижение Себя. Дыхание и другие признаки жизненности умолкают, мысль о "я" разрушена. Эго и прана (дыхание, или жизненная сила) имеют общий источник. Что бы вы ни делали, делайте без эгоизма, то есть без чувства, что "это делаю я". Когда человек достигает того состояния, Атмана, даже собственная жена явится ему как Всеобщая Мать. Истинное бхакти (преданность) есть вверение эго Атману, "себя" Себе..

ШП: Есть ли другие средства для разрушения ума?

Б: Кроме самовопрошания нет других подходящих средств. Если посредством иных способов ум стихает, то он остается спокойным недолго и затем вновь появляется, возобновляя свою прежнюю активность.

ШП: Но когда все эти инстинкты и склонности (васаны), например к самосохранению, будут в нас подчинены?

Б: Чем больше вы уходите внутрь Себя, тем больше эти склонности вянут и в конце концов умирают.

ШП: Неужели на самом деле возможно искоренить васаны, просочившиеся в наши умы за многие рождения?

Б: Никогда не занимайте ум такими сомнениями, а погрузитесь в Себя с твердой решимостью. Если ум постоянно направлен к Атману посредством самовопрошания, то в конечном счете он растворится и превратится в Атман. Когда вы почувствовали какое-либо сомнение, не пытайтесь разъяснить его, а познайте, кто тот, у кого это сомнение возникло.

ШП: Как долго следует практиковать такое исследование?

Б: Пока в вашем уме есть хоть малейший след импульсов, вызывающих мысли. Пока враги находятся в осажденной крепости, они продолжают делать вылазки, но если вы истребляете каждого защитника по мере его выхода, то в конце концов крепость падет. Точно так же, всякий раз, когда мысль поднимает голову, сокрушайте ее указанным вопрошанием. Раздавить все мысли в их источнике – это называют вайрагья (бесстрастие). Поэтому вичару (самовопрошание) необходимо продолжать до постижения Атмана, осознания Себя. Требуется лишь постоянно и непрерывно вспоминать Атман.

ШП: Но разве этот мир и все, что в нем происходит, не есть результат Божьей воли? А если "да", то почему Его воля проявляется именно таким образом?

Б: Бог не имеет намерения. Он не ограничен каким-либо действием. Мирские активности не могут повлиять на Него. Возьмите аналогию с солнцем. Солнце всходит без собственного желания, цели или усилия, но как только оно взошло, на земле начинается многообразная деятельность: линза под его лучами в фокусе дает огонь, бутон лотоса раскрывается, вода испаряется, и каждое живое существо приступает к своей деятельности, поддерживает ее и, наконец, прекращает. Но солнце не затрагивается какой-либо подобной активностью, так как оно просто действует согласно своей природе, по установленным законам, без всякого намерения и выступает лишь свидетелем. То же относится и к Богу. Или возьмите аналогию с пространством, или эфиром. Земля, вода, огонь и воздух – все пребывают в нем, видоизменяются в нем, однако они никак не затрагивают эфир, или пространство. То же самое и с Богом. Бог не имеет желания или цели в Его действиях творения, сохранения и разрушения, взятия назад и спасения, которым подвластны существа. Так как существа пожинают плоды своих действий согласно законам Бога, то и ответственность лежит на них, а не на Нем. Бог не ограничен какими-либо действиями.

Приведенные выше вопросы позднее были увеличены в объеме и упорядочены в форме книги "Кто я?", возможно, наиболее широко принятого и высоко ценимого толкования учения, написанного Шри Бхагаваном в прозе.

Около 1910 года Шивапракашам Пиллай уже пришел к заключению, что официальная служба утомительна и препятствует садхане, или духовному поиску. Он был достаточно состоятелен, чтобы вести жизнь домохозяина, не прибегая к заработку, а поэтому уволился со службы. Тремя годами позже Шивапракашам Пиллай столкнулся с необходимостью принять решение – было ли его увольнение уходом от мирской жизни или он просто покинул наскучившее и удержал приятное. Его жена умерла, и надо было выбирать: жениться снова или начать жизнь садху. Он был еще только средних лет и имел девушку, к которой был сильно привязан. При новой женитьбе и создании новой семьи также возник бы и вопрос о деньгах.

Шивапракашам Пиллай сначала избегал спрашивать Шри Бхагавана об этих делах, возможно, постигая сердцем, каким будет ответ, и поэтому попытался получить его другим способом. Он выписал на листке бумаги нижеследующие четыре вопроса.

С этим текстом он пошел в храм Вигнешвары – аспекта Бога, которому с детства имел привычку молиться. Шивапракашам Пиллай поместил записку перед кумиром и бодрствовал всю ночь, умоляя, чтобы ответы появились записанными на ней или чтобы он мог получить какой-либо знак или видение.

Натеша Мудальяр

Не все посетители понимали молчаливую упадешу (наставление) Шри Бхагавана. Натеша Мудальяр в конце концов понял, но это заняло у него много времени. Он был учителем начальной школы, когда прочел Вивекананду и загорелся страстным желанием отречься от мира и найти Гуру. Друзья рассказали ему о Свами на Горе Аруначале, но добавили, что почти безнадежно искать его упадеши (руководства). Тем не менее Мудальяр решил попробовать. Это происходило в 1918 году, и Шри Бхагаван был уже в Скандашраме. Мудальяр пошел туда и сел перед ним, но Шри Бхагаван оставался безмолвным, и Мудальяр, не осмеливаясь заговорить первым, ушел разочарованным.

Потерпев неудачу в этой попытке, он путешествовал, посещая других Свами, но не нашел никого, в ком чувствовал Божественное Присутствие и кому мог отдать себя. После двухлетних бесплодных поисков он написал длинное письмо Шри Бхагавану, умоляя его не быть эгоистически равнодушным к судьбе страстно стремящихся душ и спрашивая разрешения прийти вновь, поскольку первый визит был безрезультатным. Месяц прошел без ответа. Тогда он послал заказное письмо с уведомлением о вручении, в котором написал: "Несмотря на множество перерождений, через которые я должен пройти, мне предопределено получить упадешу от Вас и только от Вас одного. Поэтому Вы снова должны будете родиться для этой цели, если откажете мне в этой жизни как слишком неподготовленному или незрелому для получения Вашей упадеши. Я клянусь в этом".

Через несколько дней Шри Бхагаван явился ему во сне и сказал: "Не думайте постоянно обо мне. Вы должны прежде всего получить Милость Бога Махешвары, Господа Быка. Сначала медитируйте на нем и добейтесь его Милости. Моя помощь последует как само собой разумеющееся". У Натеши Мудальяра дома было изображение Бога Махешвары, едущего на быке, и он взял его как поддержку в медитации. Несколькими днями позже пришел ответ на письмо: "Махарши не отвечает на письма; вы можете прийти и увидеть его лично".

Натеша Мудальяр написал еще раз – надо быть уверенным, что письмо составлено по приказанию Шри Бхагавана, – и затем отправился в Тируваннамалай. Следуя курсу, предписанному в сновидении, он сначала пошел в Великий Храм города, где имел даршан (наслаждался Присутствием) Господа Аруначалешвары и провел всю ночь. Один из брахманов, которых он встретил там, старался отговорить его от встречи с Махарши.

"Послушай, я провел шестнадцать лет около Раманы Махарши, напрасно пытаясь получить его ануграхам (Милость). Он равнодушен ко всему. Даже если ты расколешь свою голову, он не поинтересуется спросить о причине. Так как его Милость получить невозможно, то в твоем визите нет никакого смысла".

Все это замечательно иллюстрирует то Понимание, которое Шри Бхагаван требовал от своих преданных. Открытые сердца найдут его более заботливым, чем мать, и будут трепетать от благоговения, тогда как судящий по внешним знакам не найдет ничего. Натеша Мудальяр был не из тех, кто откладывает намеченное. Поскольку он все-таки настаивал на своем, другой брахман сказал ему: "Во всяком случае таким способом ты можешь узнать, будет ли тебе огромное счастье получить его Милость. На Горе есть Свами по имени Сешадри, который ни с кем не общается и имеет обыкновение выпроваживать людей, пытающихся обратиться к нему. Если ты сможешь получить от него хоть какой-то знак расположения, то это будет хорошим признаком успеха".

На следующее утро Мудальяр встретился с Д.В.Субраманья Айяром, коллегой по профессии, чтобы отыскать ускользающего Сешадрисвами. После долгих поисков они увидели его и, к облегчению и удивлению Мудальяра, тот сам подошел к ним. Не нуждаясь в рассказе об их проблемах, он обратился к Натеше: "Мое бедное дитя! Почему ты озабочен и горюешь? Что есть джняна (Знание)? После того как ум отвергает, один за другим, все объекты как преходящие и нереальные, ТО, которое переживет это устранение, и есть джняна. Джняна есть Бог. Всё есть ТО и только ТО. Глупо бегать то туда, то сюда, считая, что джняну можно достичь только посещение горы или пещеры. Иди без страха". Таким образом, Сешадрисвами дал не свою упадешу (наставление), а именно Шри Бхагавана и теми же словами, которые мог употребить Бхагаван.

Воодушевленные этим благоприятным пророчеством, они стали подниматься по горному склону к Скандашраму и около полудня достигли его. Пять или шесть часов Мудальяр просидел перед Шри Бхагаваном, и ни одно слово не прозвучало между ними. Когда была готова вечерняя пища и Шри Бхагаван поднялся, чтобы уйти, Д.В.С.Айяр сказал ему: "Это человек, который писал те письма". Шри Бхагаван пристально посмотрел на Мудальяра, повернулся и ушел, все еще безмолвствуя.

Месяц за месяцем Натеша возвращался на целый день и сидел здесь, умоляя в молчании, но Шри Бхагаван никогда не говорил с ним, а он не осмеливался заговорить первым. После целого года, прошедшего таким образом, Мудальяр не мог дольше выдержать этого и, наконец, сказал: "Я хочу узнать и пережить, что есть Милость Бхагавана, так как люди различаются в своих описаниях ее".

Шри Бхагаван ответил: "Я всегда даю свою Милость. Если вы не можете постичь ее, то что мне делать?"

Даже сейчас Мудальяр не понял молчаливой упадеши (руководства) и все еще пребывал в замешательстве по поводу того, какому пути он должен следовать. Вскоре после этого Шри Бхагаван явился ему во сне и сказал: "Пусть ваше видение будет единым и удаленным от объектов, как внешних, так и внутренних. Таким образом, по мере того как различия исчезают, вы будете продвигаться". Мудальяр понял совет применительно к своему физическому взгляду и ответил: "Это не кажется мне подходящим путем. Если такой незаурядный человек, как Вы, дает мне подобный совет, то кто посоветует правильно?" Но Шри Бхагаван заверил его, что это был правильный путь.

Дальнейшее развитие событий Мудальяр описал сам:

Таким образом, потерпев неудачу в приеме безмолвного посвящения, Мудальяр получил все-таки, пусть даже и во сне, посвящение прикосновением.

Ганапати Шастри

Во всех отношениях выдающимся среди преданных был Ганапати Шастри, известный также как Ганапати Муни (т.е. "Мудрец Ганапати") и получивший почетный титул Кавьякантха (человек, чья речь звучит как поэзия) за свое превосходство в импровизации санскритских стихов на диспутах. Это был человек выдающейся одаренности, которая выдвинула бы его в самый первый ряд современных писателей и ученых, имей он достаточное честолюбие, и сделала бы его великим духовным Учителем при полном отсутствии честолюбия, но он остался между этими двумя. Слишком сильно обращенный к Богу, чтобы искать успеха или славы, он был, тем не менее, слишком озабочен помощью человечеству и его духовным подъемом, чтобы ускользнуть от иллюзии Я-есть-делатель.

Ганапати Шастри также любил ссылаться на Шри Бхагавана как на проявление Бога Субраманьи, но в этом почитатели справедливо отказывались ему следовать, чувствуя, что рассматривать Шри Бхагавана проявлением какого-то одного божественного аспекта, значит пытаться ограничить Неограниченное. И сам Шри Бхагаван не соглашался с таким отождествлением. Один из посетителей как-то спросил его: "Если Бхагаван – аватар Субраманьи, как говорят некоторые, то почему он открыто не скажет об этом, чтобы мы не терялись в догадках"?

Он ответил: "Что такое аватар? Аватар – это только проявление одного аспекта Бога, тогда как джняни есть Бог Сам".

Впоследствии, говоря об этом происшествии, Шри Бхагаван сказал:

И как раз этого равнодушия Ганапати Шастри оказывался не в состоянии достичь. Он как-то спросил: "Является ли поиск источника "я"-мысли достаточным для достижения всех моих целей или необходима еще мантрадхьяна (повторение священных формул)?" Всегда одно и то же: его цели, его стремления, возрождение страны, оживление религии.

Шри Бхагаван ответил коротко: "Первого будет достаточно". А когда Шастри продолжал говорить о своих целях и идеалах, он добавил: "Будет лучше, если вы бросите всю ношу на Господа. Он вынесет все бремя, а вы будете свободны от него. Господь сделает свою часть".

В 1917 году Ганапати Шастри и другие почитатели задали ряд вопросов Шри Бхагавану, ответы на которые составили книгу под названием Шри Рамана Гита – более ученую и теоретическую, чем большинство подобных книг. Характерно, что в одном из своих вопросов Ганапати Шастри спросил: "Если кто-то, как это бывает, достиг джняны (Самопостижения) в ходе поиска некоторых особых сил, то будут ли его первоначальные желания исполнены?" И нигде быстрый и тонкий юмор Шри Бхагавана не иллюстрируется лучше, чем ответом, который он дал: "Если йогин, хотя и начавший йогу ради исполнения своих желаний, добыл между тем Знание, то бурной радости не будет, даже хотя его желания тоже осуществились".

Около 1934 года Ганапати Шастри с группой своих последователей обосновался в деревне Нимпура близ Карагпура и до смерти, двумя годами позднее, полностью посвятил себя тапасу (аскезе). После смерти Ганапати Шри Бхагавана как-то спросили, смог ли Шастри постичь Себя в этой жизни, и Махарши ответил: "Как он мог? Его санкальпы (внутренние склонности) были слишком сильны".

Ф.X.Хэмфри

Нарасимхайя коротко ответил, что не знает. Однако это не спасло его от дальнейшего замешательства, так как на следующий день Хэмфри сказал: "Вы вчера говорили мне, что не знаете никакого махатму? Пусть так, но сегодня утром, как раз перед пробуждением, я видел вашего Гуру. Он сидел рядом, что-то произнес, однако я не понял".

Так как Нарасимхайя все еще выглядел неубежденным, Хэмфри продолжал: "Первым человеком из Веллора, которого я встретил в Бомбее, были Вы". Нарасимхайя начал протестовать: ведь он никогда не был в Бомбее. Тогда Хэмфри объяснил, что сразу по прибытии в Бомбей его, страдающего от сильной лихорадки, положили в госпиталь. Для того чтобы получить некоторое облегчение от страдания, он мысленно отправился в Веллор, куда должен был приехать немедленно после высадки, если бы не болезнь. Он пропутешествовал в Веллор в астральном теле и там увидел Нарасимхайю.

Нарасимхайя признал, что так оно и есть. После этого Хэмфри снова заболел и должен был отправиться в Оотакамунд для восстановления сил. Прошло несколько месяцев, прежде чем он вернулся в Веллор. При этом он снова удивил Нарасимхайю: на этот раз зарисовкой горной пещеры, увиденной во сне, с ручьем, бегущим перед ней, и Мудрецом, стоящим у входа. Это могла быть только Вирупакша. Нарасимхайя тотчас же рассказал ему о Шри Бхагаване. Хэмфри познакомили с Ганапати Шастри, в нем зародилось большое уважение к Махарши, и в том же месяце, в ноябре 1911 года, все трое предприняли визит в Тируваннамалай.

Первое впечатление Хэмфри о необычайной Тишине Шри Бхагавана уже цитировалось в главе 6. В том же письме, из которого был взят отрывок, он также писал:

"Наиболее трогательным было зрелище множества крошечных детей вплоть до семилетнего возраста, поднимающихся на гору по собственному желанию, чтобы прийти и сидеть около Махарши, хотя он мог не сказать ни слова и даже не смотреть на них целыми днями. Они не играли, а просто сидели спокойно, в полной удовлетворенности".

Подобно Ганапати Шастри, Хэмфри стремился помочь миру.

Хэмфри: Учитель, могу ли я помочь миру?

Бхагаван: Помогите себе, и вы поможете миру.

X: Я хочу помочь миру. Разве я не могу быть полезным?

Б: Да, помогая себе, вы помогаете миру. Вы находитесь в мире, вы есть мир. Ни вы не отличаетесь от мира, ни мир не отличается от вас.

X: (после паузы). Учитель, могу ли я совершать чудеса, как раньше делали Иисус и Шри Кришна?

Б: Разве кто-либо из них, делая чудеса, чувствовал, что это он совершает чудо?

X: Нет, Учитель.

Это было незадолго перед тем, как Хэмфри повторил свое посещение.

"Я поехал на мотоцикле и поднялся к пещере. Мудрец улыбнулся, когда увидел меня, но нисколько не удивился. Мы вошли внутрь и прежде чем сели, он задал мне вопрос о том, что мог знать только я.

Очевидно, он постиг меня в тот момент, когда увидел. Каждый приходящий к нему был открытой книгой, и единственного взгляда было достаточно, чтобы он открыл ее содержание.

"Вы еще не ели, – сказал Махарши, – и голодны". Я признался, что голоден, и он сразу позвал челу (ученика) принести мне пищу – рис, гхи, фрукты и т.п., поедаемую с помощью пальцев, так как индусы не употребляют ложек. Хотя я имел практику еды таким способом, мне не хватало проворства. Поэтому он дал мне ложку в виде кокосового ореха, улыбаясь и беседуя время от времени. Ты не можешь представить себе ничего более прекрасного, чем его улыбка. Я пил молоко кокосового ореха, беловатое, напоминающее коровье, и очень вкусное, в которое он сам добавил несколько крупинок сахара.

Когда я закончил еду, то был еще голоден, и он, зная это, приказал принести добавку. Махарши знал всё, и когда другие понуждали меня, уже сытого, съесть фрукт, он сразу останавливал их.

Я должен был извиниться за свою манеру питья, но он сказал только: "Не беспокойтесь". Индусы очень щепетильны в этом. Они никогда не пьют жидкость маленькими глотками и не касаются сосуда губами, а выливают жидкость прямо в рот. Таким образом многие могут пить из одной и той же чашки без боязни заразиться.

Пока я ел, он рассказывал о моем прошлом другим и очень точно. Но он видел меня до этого лишь однажды, а потом – сотни и сотни других людей. Он просто включил, как это бывает, ясновидение, точно так же, как мы обычно обращаемся к энциклопедии. Я сидел около трех часов, слушая его учение.

Позднее я захотел пить, так как ехал сюда в сильную жару, но не высказал этого. Однако Махарши узнал и попросил челу принести мне какого-нибудь освежающего напитка.

Наконец настало время уйти, я поклонился, как мы обычно делали, и пошел к выходу из пещеры, чтобы надеть обувь. Он тоже подошел к выходу и сказал, что я опять могу прийти видеть его.

Удивительно, какое изменение производит в человеке пребывание в его Присутствии!"

Нет сомнения в том, что сидевший перед Шри Бхагаваном был для него открытой книгой. Тем не менее Хэмфри наверняка ошибался, говоря о ясновидении. Хотя Шри Бхагаван видел людей насквозь, чтобы помогать и руководить ими, он не использовал каких-либо сверхъестественных сил на человеческом уровне. Его память на лица была такой же феноменальной, как и на книги. Из тысяч приходивших Махарши никогда не забывал преданного, который хоть раз посетил его, и узнавал человека, даже если тот возвращался годы спустя. Он помнил историю жизни каждого почитателя, а Нарасимхайя должен был рассказать ему о Хэмфри. Он выказывал крайнюю осторожность, когда лучше всего было не говорить о каком-либо вопросе, но обычно имел простоту и бесхитростность ребенка и, словно ребенок, мог сказать о ком-нибудь прямо ему в лицо, совершенно без стеснения и не вызывая замешательства. Что касается еды и питья, то Шри Бхагаван был не только внимателен к другим, но невероятно наблюдателен и следил, будет ли гость удовлетворен.

Чудотворные силы сами начали проявляться в Хэмфри, но Шри Бхагаван предостерегал его не потворствовать им, и тот оказался достаточно сильным, чтобы сопротивляться искушению. Действительно, под влиянием Шри Бхагавана он вскоре утратил весь свой интерес к оккультизму.

Несмотря на то что Хэмфри никогда не жил со Шри Бхагаваном, а только посетил несколько раз, он впитал его наставления и получил его Милость. Письмо, посланное им другу в Англию, было опубликовано позднее в "Международном парапсихологическом вестнике" и осталось превосходным представлением Учения.

"Учитель – человек, который медитирует единственно на Боге, он бросился в море Бога всей своей личностью и утопил, забыл ее там, став лишь инструментом Бога; и когда его рот открывается, то говорит слова Бога без усилия или преднамеренности, а когда он поднимает руку, Бог вновь течет сквозь нее, творя чудо.

Не думайте слишком много о физических феноменах и тому подобных вещах. Их число – легион, и как только в сердце искателя утвердится вера в физические феномены, такие феномены сделают свое дело. Ясновидение, яснослышание и подобное им не имеют ценности, так как значительно большее просветление и Покой возможны без них, чем с ними. Учитель рассматривает эти силы как форму самопожертвования!

Представление о том, что Учитель – это просто человек, который с помощью долгой практики, молитвы или чего-то подобного обрел различные оккультные силы, абсолютно ошибочно. Учитель никогда в грош не ставил оккультные силы, ибо в своей повседневной жизни он в них не нуждается.

Наблюдаемые нами феномены странны и удивительны. Но самого удивительного мы не сознаем. Это та единая и единственная неограниченная сила, которая отвечает:

а) за все наблюдаемые нами феномены и
б) за сам акт их наблюдения.

Я дал тебе это учение в тех же самых словах, в которых Учитель передает его близким челам. Пусть впредь вся твоя мысль в медитации будет не действием видения, не тем, что ты видишь, но непоколебимо установленной на ТОМ, кто видит.

Если ты сидишь и сознаешь, что мыслишь только благодаря единой жизни и что ум, вдохновленный этой единой жизнью на действие мышления, – часть целого, которое есть Бог, то ты разубедишься в существовании ума как отдельной сущности; и в результате ум и тело, так сказать, физически исчезают. Единственно, что остается, – Бытие, которое есть сразу и существованием и не-существованием, необъяснимое словами или идеями.

Учитель не может удержаться от беспрестанного пребывания в этом состоянии, имея лишь то различие, что некоторым для нас непостижимым путем он способен использовать ум, тело, а также интеллект, не впадая обратно в иллюзию наличия отдельного сознания.

Бесполезно философствовать, бесполезно стараться и принимать умственное или интеллектуальное понимание, а затем действовать, исходя из этого. Оно есть лишь религия, кодекс для детей и для жизни в обществе, руководство, помогающее нам избежать потрясений, чтобы внутренний огонь мог сжечь наше сумасбродство и учить, скорее всего понемногу, здравому смыслу, то есть знанию об иллюзии отделенности.

Религии, будь то христианство, буддизм, индуизм, теософия или любые другие разновидности "измов" и "софий", или систем, могут лишь довести нас до общей точки встречи религий и не далее.

Эта единая точка, где встречаются все религии, есть осознание – не в мистическом смысле, но в высшей степени земном и ежедневном смысле, и, вдобавок, мирское, каждодневное и практически выгодное – того факта, что Бог есть всё и всё есть Бог.

С этой точки зрения начинается работа практики такого умственного понимания, и вся она состоит из разрушения привычки. Необходимо прекратить называть вещи "вещами", должно именовать их "Богом" и вместо того, чтобы думать о них как о вещах, должно знать их как Бога. Вместо того чтобы воображать "существование" единственно возможным для вещи, необходимо сознавать, что это (феноменальное) существование является только творением ума и что "не-существование" есть необходимое следствие постулата "существование".

Знание чего-либо только показывает наличие органа познания. Нет звуков для глухого, нет зрелищ для слепого, и ум есть просто орган понимания или представления определенных сторон Бога.

Бог бесконечен, а поэтому существование и несуществование выступают лишь разными Его сторонами. Я совсем не хочу сказать, что Бог имеет определенные составные части. Трудно быть исчерпывающим, когда говоришь о Боге. Истинное знание приходит изнутри, а не снаружи. Истинное знание также не есть "познание", но "видение".

Постижение есть не что иное, как буквальное видение Бога. Наша величайшая ошибка в том, что мы думаем о Боге, как действующем символически и аллегорически, а не практически и буквально.

Возьми кусок стекла, распиши цветными рисунками, вставь в диапроектор, включи небольшой свет, и тогда цвета и формы, нарисованные на стекле, воспроизведутся на экране. Если свет не включен, то цвета диапозитива ты не увидишь.

А как образуются цвета? Разложением белого цвета многогранной призмой. То же и с характером человека. Он видим, когда Свет Жизни (Бога) сияет через него, то есть в человеческих действиях. Если человек крепко спит или мертв, то ты не увидишь его характера. Только когда Свет Жизни оживляет этот характер и заставляет действовать тысячей различных способов, отвечая на контакт с многогранным миром, ты можешь ощутить характер человека. Если белый свет не разложился и не воплотился в образы и формы нашего слайда в диапроекторе, то мы никогда не узнаем, что перед этим светом вообще был слайд, так как свет будет свободно сиять насквозь. И в буквальном и в переносном смысле тот белый свет искажается и частично теряет свою чистоту, поскольку должен просиять через цветные образы на стекле.

То же и с обычным человеком. Его ум похож на экран. Туда падает свет, потускневший, изменившийся, потому что человек позволил многогранному миру стать на пути Света (Бога) и разложить его. Он видит только действия Света (Бога) вместо Света (Бога) как такового, и его ум отражает эти следствия как экран – цвета на стекле. Убери призму, и цвета исчезнут, снова поглощенные белым светом, из которого они произошли. Убери цвета со слайда, и свет засияет, свободно проходя насквозь. Убери от нашего зрения мир следствий, на который мы смотрим, давай исследовать только причину, и мы узрим Свет (Бога).

Учитель медитирует, хотя глаза и уши открыты, так твердо установив свое внимание на "ТОМ, кто видит", что у него нет ни зрения, ни слуха, ни какого-либо физического, равно как и психического сознания, а только духовное.

Мы должны убрать мир, который вызывает наши сомнения, который омрачает наши умы, и свет Бога ясно засияет от начала и до конца. Что значит убрать мир? Когда, например, вместо видения человека ты смотришь и говоришь: "Это Бог, оживляющий тело", то есть тело отвечает, более или менее совершенно, указаниям Бога, как и корабль более или менее совершенно отвечает своему рулю.

Что такое грехи? Почему, например, человек слишком много пьет? Потому что он ненавидит идею быть ограниченным – ограниченным неспособностью пить столько, сколько пожелает. Он стремится к свободе в каждом совершаемом грехе. Это стремление к свободе есть первое инстинктивное действие Бога в человеческом уме, так как Бог знает, что он не ограничен. Пьянство не приносит человеку свободу, но тогда человек не знает, что он в действительности ищет свободу. Когда же он осознает это, то приступает к поиску наилучшего пути ее обретения.

Разве Я нуждается в инструментах, которые являются Им, подобно цветам радуги, которые являются Белым Светом?!"

Нет нужды говорить, что служба в полиции оказалась не подходящей по духу для Хэмфри. Шри Бхагаван посоветовал ему служить и медитировать в одно и то же время. Несколько лет Хэмфри так и делал, а затем ушел в отставку. Уже будучи католиком и понимая сущностное единодушие всех религий, он не видел необходимости в изменении своих традиций и вернулся в Англию, где поступил в монастырь.

Теософ

Терпимость и доброта Шри Бхагавана часто впечатляли людей. И не просто потому, что он признавал истину всех религий – ведь это мог делать любой человек с духовным пониманием, – но если какая-либо школа, группа или ашрам стремились распространить духовность, он мог проявить уважение к творимому ими добру, как бы далеки ни были их методы от его собственного или от строго ортодоксальных.

Рагхавачариар, правительственный чиновник в Тируваннамалае, посещал Шри Бхагавана лишь время от времени. Он хотел узнать его мнение о Теософском обществе, но, приходя, заставал толпу почитателей и избегал говорить в их присутствии. Однажды он решился задать три вопроса. Вот как Рагхавачариар сам рассказывает об этом:

"Вопросы были такими:

Анонимный поклонник

Посетитель пришел в пещеру Вирупакша и хотя оставался только пять дней, но так очевидно имел Милость Шри Бхагавана, что Нарасимхасвами, собиравший материал для биографии Махарши – книги "Самопостижение", на которой базируется большая часть настоящей работы, решил записать его имя и адрес. Вокруг этого посетителя царили приподнятое настроение и безмятежность, а лучистые глаза Шри Бхагавана сияли ему. Каждый день он сочинял на тамили песню в честь Шри Бхагавана, такую восторженную, такую непосредственную, настолько исполненную радости и преданности, что среди всех сочиненных песен эти остаются немногими, которые продолжают петь и поныне. Позднее Нарасимхасвами посетил Сатьямангалам, город, названный этим посетителем, чтобы собрать о нем больше подробностей, но там такого человека не знали. Было указано, что его имя означает "Обитель Благословенности" и наводит на мысль, что посетитель мог оказаться эмиссаром некоей скрытой "Обители Благословенности", пришедшим оказать почтение Садгуру этого века.

Одна из его песен приветствует Шри Раману как "Рамана Садгуру". Однажды, когда ее исполняли, Шри Бхагаван сам присоединился к пению. Почитатель, который пел, засмеялся и сказал: "Первый раз я слышу, чтобы кто-то пел хвалу самому себе".

Шри Бхагаван ответил: "Зачем ограничивать Раману этими шестью футами? Рамана – всеобщее явление".

Одна из пяти песен так наполнена радостями рассвета и пробуждения, что каждый может прекрасно уверовать в истинный Рассвет того, кто ее сочинил:

Рассвет – это подъем на Гору,
Сладкий Рамана, приди!
Господь Аруначала, приди!

В кустарнике пташка поет,
Возлюбленный Учитель, Рамана, приди!
Господь Знания, приди!

Раковина трубит, звезды потускнели.
Сладкий Рамана, приди!
Господь Бог всех богов, приди!

Петухи поют; птицы щебечут,
Уже время, приди!
Ночь бежала, приди!

Трубы играют, барабаны бьют,
Ярко-золотистый Рамана, приди!
Знание Пробуждения, приди!

Незапятнанный качествами, Господь Освобождения,
Милостивый Рамана, приди!
Господь Покоя, приди!

Мудрец и Господь,
Единый с Бытием-Знанием-Блаженством,
Господь, танцующий в радости, приди!

Любовь на вершине Знания,
Превосходящая удовольствие, превосходящая страдание, приди!
Тишина Счастья, приди!

Глава 11

ЖИВОТНЫЕ

Обычно считается, что духовное продвижение возможно и карма отрабатывается только в течение человеческого воплощения, однако Шри Бхагаван указал, что и животные в состоянии отрабатывать их карму. В разговоре, цитируемом ниже в этой главе, он говорит: "Мы не знаем, какие души могут занимать эти тела и для завершения какой части их неоконченной кармы они могут искать нашего общества". Шанкарачарья тоже утверждал, что животные могут достичь Освобождения. Кроме того, в одной из Пуран рассказывается, как Мудрец Джада-Бхарата, умирая, был захвачен мимолетной мыслью о своем ручном олене и должен был родиться вновь оленем, чтобы изгнать эту последнюю оставшуюся привязанность.

Шри Бхагаван относил те же соображения и к животным, чья судьба привела их в контакт с ним, как она приводила людей. И животные не менее притягивались к Махарши, чем люди. Уже в Гурумуртаме птицы и белки, бывало, строили свои жилища около него. В те дни его преданные считали, что он забыл мир, так как был не привязан к нему, но на самом деле Шри Бхагаван проявлял острую наблюдательность и впоследствии рассказывал о беличьей семье, которая заняла гнездо, брошенное какими-то птицами.

Животные чувствовали его Милость. Если люди заботились о диком животном, то оно отвечало своеобразным бойкотом, но, когда попечение исходило от него, этого не было. Скорее казалось, что животные чтят его помощь. Они чувствовали полное отсутствие страха и гнева в нем. Махарши сидел на склоне горы, когда змея проползла по его ногам, а он и не шелохнулся и не выказал никакой тревоги. Почитатель спросил его, что чувствуется, когда по телу ползет змея, и он, смеясь, ответил: "Прохлада и мягкость".

Где бы ни проживал, он никогда не убивал змей. "Мы пришли в их дом и не имеем права беспокоить или мешать им. Они не трогают нас". И змеи не трогали. Однажды его мать сильно испугалась, когда кобра приблизилась к ней. Шри Бхагаван подошел к змее, та повернулась и уползла в расщелину между двумя скалами, а он последовал за ней. Однако проход кончился перед отвесной стеной и, не в состоянии ускользнуть, кобра развернулась, свилась в кольцо и посмотрела на него. Махарши тоже смотрел. Это продолжалось несколько минут, затем кобра распрямилась и, чувствуя, что опасаться нечего, спокойно проползла прочь, почти по его ногам.

"Это случилось в день Ардра Даршан (праздник почитателей Шивы). Я тогда жил на Горе в Скандашраме. Потоки посетителей устремлялись из города вверх по Горе, и мангуст, необыкновенно большой и золотистого оттенка, а не привычно серого цвета и без обычного черного пятна на хвосте, бесстрашно шел сквозь эти толпы. Люди думали, что он – ручной и его хозяин должен быть где-то в толпе. Мангуст шел прямо к Паланисвами, который в это время купался в ручье у пещеры Вирупакша. Паланисвами погладил это создание и дружески похлопал его. Мангуст проследовал за ним в пещеру, осматривая все углы и уголки в ней, а затем присоединился к толпе, идущей в Скандашрам. Каждый удивлялся его привлекательной внешности и бесстрашию движений. Мангуст подошел ко мне, взобрался на колени и некоторое время отдыхал там. Затем он поднялся выше, осмотрелся и двинулся вниз. Он обошел всю территорию, а я следовал за ним, чтобы ему не навредили невнимательные посетители или же павлины. Два павлина пытливо смотрели на него, но он тихо двигался от места к месту, пока в конце концов не исчез среди скал к юго-востоку от Ашрама".

Профессор Венкатарамиах рассказал в своем дневнике о замечательном случае преданности собак Ашрама:

"В это время (т.е. в 1924 году) в Ашраме было четыре собаки. Шри Бхагаван говорил, что они не ели никакую пищу, если он сам не попробовал ее. Один пандит решил проверить это, развернув перед ними обильное "угощение", но они не прикоснулись к нему. Через некоторое время Шри Бхагаван съел маленький кусочек, собаки мгновенно набросились на пищу и поглотили ее".

Одной из наиболее замечательных собак, хотя и не потомства Камалы, был Чинна Каруппан (Маленький Черныш). Шри Бхагаван сам описал его.

"Чинна Каруппан был чисто-черный, откуда и пошла его кличка. Он представлял особу высоких принципов. Когда мы жили в пещере Вирупакша, нечто черное часто подходило к нам на расстоянии. Мы иногда видели голову пса, украдкой выглядывавшую из-за кустов. Его вайрагья (бесстрастие) казалась очень сильной. Он ни с кем не общался и на самом деле избегал контактов. Мы уважали такую независимость и вайрагью и обычно оставляли пищу около его места и уходили. Однажды, когда мы поднимались по склону, Каруппан вдруг прыгнул на тропу, шаловливо подбежал ко мне, весело помахивая хвостом. Удивительно, почему он выбрал именно меня из всей группы, чтобы продемонстрировать свою любовь. После этого он остался с нами как один из обитателей Ашрама. Очень сообразительный и работоспособный малый он был, а какая умница! Он утратил всю свою прежнюю отчужденность и стал очень нежным. Это был случай всеобщего братства. Он заводил дружбу с каждым посетителем и обитателем Ашрама, забирался к тому на колени и уютно устраивался там. Его попытки завязать отношения обычно хорошо принимались. Некоторые пытались избежать Каруппана, но он был неутомим в своих усилиях и в последний момент отказа не имел. Однако, если ему приказывали убираться, он повиновался, словно монах, соблюдающий обет послушания. Как-то раз он близко подошел к ортодоксальному брахману, который повторял мантры под деревом, растущим около нашей пещеры. Этот брахман рассматривал собак как нечистых и добросовестно избегал контакта или даже близости с ними. Однако Каруппан, очевидно, понимая и соблюдая только естественный закон равенства (саматвам), настаивал на близости к нему. Из уважения к чувствам брахмана один из обитателей Ашрама поднял свою палку и ударил собаку, хотя и не сильно. Каруппан завыл и убежал, больше никогда не возвращаясь в Ашрам, и никто его потом не видел. Он никогда вновь не подходил к месту, где с ним однажды плохо обошлись, таким чувствительным он был.

Человек, который совершил эту ошибку, очевидно, недооценил принципы этой собаки и ее восприимчивость. И однако предостережение уже было. И таким образом. Паланисвами однажды грубо говорил и вел себя с Чинна Каруппаном. Пришла холодная, дождливая ночь, но все тот же Чинна Каруппан покинул помещение Ашрама и провел целую ночь поодаль от него, на мешке с углем. И вернулся он только на следующее утро. Поведение другой собаки было еще одним предостережением. Несколько лет назад Паланисвами выбранил маленького пса, жившего с нами в Вирупакше, собака побежала прямо вниз к водоему Санкхатиртам, и вскоре там нашли ее мертвое плавающее тело. Паланисвами и всем другим в Ашраме сразу же было сказано, что собаки и другие животные – обитатели Ашрама – имеют разум и свои собственные принципы и с ними нельзя обращаться грубо. Мы не знаем, какие души могут занимать эти тела и для завершения какой части их неоконченной кармы они могут искать нашего общества".

Были также и другие собаки, демонстрировавшие разумность и высокие принципы. Будучи в Скандашраме, Шри Бхагаван обычно стоял рядом с собакой Ашрама во время ее последнего вздоха, телу устраивали приличные похороны, а на могилу устанавливали камень. В последние годы, когда были выстроены здания Ашрама и особенно когда Шри Бхагаван стал менее подвижным, люди все больше относились к этому ритуалу каждый по-своему и все меньше допускали к себе животных-почитателей.

Вплоть до последних нескольких лет обезьяны еще подходили к окну рядом с кушеткой Шри Бхагавана и заглядывали через прутья решетки. Иногда можно было видеть обезьян-матерей с детенышами, прыгающими к решетке, чтобы показать малышей Бхагавану, как это делали человеческие матери. В качестве компромисса служителям разрешалось отгонять их, но сначала нужно было кинуть им банан.

Пока Шри Бхагаван не стал слишком немощен, он ходил на Гору каждое утро после семи и каждый вечер около пяти часов. Как-то вечером, вместо обычной короткой прогулки, он пошел в Скандашрам. Когда он не вернулся к своему времени, одни почитатели пошли за ним на склон горы, другие собрались маленькими группами, обсуждая, куда Бхагаван ушел, что это значит и что теперь делать, а остальные сидели в Холле, ожидая его. Пара обезьян подошла к двери Холла и, забыв свой страх людей, зашла вовнутрь и беспокойно смотрела на пустую кушетку.

С 1900 года, когда Шри Бхагаван впервые пришел жить на Гору, и до 1922 года, когда спустился к Ашраму у ее подножия, он был очень близок с обезьянами, Махарши внимательно следил за ними, с любовью и симпатией, которую джняни (Мудрец) имеет ко всем существам, и с той острой наблюдательностью, что была естественна для него. Он научился понимать их крики, узнал кодексы поведения и систему управления. Он обнаружил, что каждое племя имеет своего царя и признанный район, а если другое племя нарушит границы, то будет война. Но перед началом войны и заключением мира племена обменивались послами. Шри Бхагаван рассказывал посетителям, что обезьяны признавали его своим в их общине и принимали в споры как арбитра.

Все-таки он был очень чувствителен. Однажды, по какой-то причине, Нонди выбросил немного пищи, и я отругал его... "Что! Почему ты зря тратишь еду?" Он тотчас же ударил меня по глазу, слегка повредив. В наказание ему не разрешили приходить ко мне и залезать на колени в течение нескольких дней, но малыш раболепствовал, горячо умоляя, и снова вернул свое счастливое место. Это был его второй проступок. А в первом случае я поднес к губам чашку горячего молока, чтобы подуть и остудить ему, но он пришел в раздражение и ударил меня по глазу. Здесь не было серьезного вреда, он сразу вернулся ко мне на колени и так ластился, словно хотел сказать: "Забудь и прости", – и поэтому был прощен".

Позднее Нонди стал вождем племени. Шри Бхагаван также рассказывал о другом вожде обезьян, который пошел на смелый шаг, объявив вне закона двух буйных самцов из своего племени. После этого племя стало беспокойным, и вождь покинул их, уйдя в джунгли на две недели. После возвращения он послал вызов на поединок недовольным и бунтовщикам, но за время двухнедельного тапаса (лишений) вождь стал таким сильным, что никто не отважился принять его вызов.

Среди всех преданных ему животных самое большое расположение Шри Бхагаван испытывал к корове Лакшми. Молодой телочкой вместе с матерью ее привел в Ашрам в 1926 году некто Аруначала Пиллай из Кумара-Мангалама близ Гудьятхама и подарил Шри Бхагавану. Тот не хотел принимать дар, так как в Ашраме не было жилья для коров. Однако Аруначала Пиллай наотрез отказался взять их обратно, а преданный, Раманатх Дикшитар, предложил последить за ними, и поэтому они остались. Дикшитар смотрел за их нуждами около трех месяцев, а потом оставил в городе у человека, державшего коров. Тот держал Лакшми с матерью около года, а затем однажды пришел на даршан к Шри Бхагавану и привел их с собой. Телочка оказалась непреодолимо стремящейся к Шри Бхагавану, она запомнила дорогу к Ашраму, потому что на следующий день возвратилась одна, и после этого приходила каждое утро и возвращалась в город только вечером. Позднее, уже живя в Ашраме, она все еще приходила к Шри Бхагавану, направляясь прямо к нему, не обращая внимания на кого-либо еще, и Шри Бхагаван всегда имел бананы или какие-нибудь другие лакомства для нее. Длительное время Лакшми подходила к Холлу ежедневно перед обедом, чтобы сопровождать его в столовую, и так пунктуально, что если он был занят чем-нибудь и сидел дольше этого часа, то смотрел на часы, когда она приходила, и обнаруживал, что уже пора.

Она принесла много телят и по крайней мере троих к дню рождения (Джаянти) Бхагавана. Когда в Ашраме был построен каменный коровник, то решили, что в день торжественного открытия первой должна войти в него Лакшми. Однако в нужный момент ее не могли найти – она лежала около Шри Бхагавана и не шевельнулась, пока он тоже не пошел. Таким образом, он вошел первым, а Лакшми – вслед за ним. Не только она была необычайно предана Шри Бхагавану, но Милость и доброта, которые он выказывал ей, были совершенно исключительными. В позднейшие годы в Ашраме имелось много коров и быков, но никто из них не вызвал такую привязанность и не извлек такую Милость. Потомки Лакшми и сейчас еще здесь.

Глава 12

ШРИ РАМАНАШРАМ

Все это – строительство, планирование и обращение с деньгами – требовало какого-то руководства Ашрамом, так как Шри Бхагаван ничем подобным не занимался. Поэтому его брат, Ниранджнянананда Свами, стал сарвадхикари, или управителем, Ашрама. В жизни Ашрама возросло значение правил. Некоторые из них были утомительны для преданных, однако если кто-либо чувствовал соблазн протестовать или восставать, то позиция Шри Бхагавана сдерживала их, поскольку он подчинялся каждому правилу и поддерживал власть – не слишком энергично, возможно, просто из общего представления, что приказам следует повиноваться. В этом была многозначительность, как и во всем, что он делал.

Махарши предписывал путь, которым необходимо двигаться не в изоляции, но в условиях мира нынешней кали-юги, этого духовно темного века. И если он убеждал своих последователей вспоминать Атман, подчиняясь обстоятельствам, что могли и не быть подходящими, то сам показывал пример подчинения всем правилам Ашрама. Сверх того, Шри Бхагаван не одобрял людей, уходящих в сторону от Цели, ради которой они обратились к нему, чтобы заниматься диспутами об управлении. Он говорил: "Люди приходят к побуждению посетить Ашрам в поисках Избавления, а потом увлекаются политиками Ашрама и забывают, ради чего они пришли". Если такие вопросы представляли для них интерес, то им не было нужды приходить в Тируваннамалай.

Возникали случайные вспышки сопротивления и недовольства, и никто не может сказать, что они были в целом несправедливы по существу, но Шри Бхагаван не поддерживал их. Однажды группа почитателей – бизнесменов, адвокатов и учителей из Мадраса – приехала в специально арендованном автобусе требовать полного устранения руководства Ашрама и учреждения новой системы. Они столпились в Холле и сели перед Шри Бхагаваном. Махарши сидел в безмолвии, его лицо было суровым, отчужденным, твердым, как скала. Бунтовщики все больше смущались перед ним, переглядывались, передвигались, но никто не осмелился заговорить. В конце концов они покинули Холл и вернулись в Мадрас. Только тогда Шри Бхагавану сказали, какую цель они преследовали, и он ответил: "Я удивляюсь, зачем они пришли сюда. Они пришли исправлять себя или Ашрам?"

В то же самое время – надо извлечь и другой урок – если какое-либо правило казалось не только утомительным, но и несправедливым, Махарши не подчинялся ему, как он не согласился со сбором платы за посещение пещеры Вирупакша. Даже тогда это редко был действительный протест, а скорее – своим поведением он хотел привлечь внимание к несправедливости. Одно время в столовой Ашрама подавали второй завтрак, но оказалось невозможным обеспечить всех настоящим кофе и поэтому лицам менее значительным, с мирской точки зрения, тем, кто ел в дальнем ее конце, приносили воду. Шри Бхагаван заметил это – он всегда замечал все – и сказал: "Дайте мне воду тоже". С тех пор он пил воду и никогда уже не принимал кофе.

Однажды один мусульманин начал спорить, но за его вызовом стояла такая искренность, что Шри Бхагаван терпеливо отвечал.

– Кто говорит, что Бог имеет форму? – парировал Шри Бхагаван.

Спрашивающий упорствовал:

– Если Бог бесформен, то не будет ли ошибкой приписывать Ему форму идола и почитать Его в нем?

Он понял смысл возражения Махарши, как: "Никто не говорит, что Бог имеет форму". Но на самом деле оно означает только то, что сказано, и было тотчас же развито:

– Оставьте Бога в покое; сначала скажите, имеете ли вы форму?

– Конечно, я имею форму, как вы можете видеть, но я – не Бог.

– Тогда значит вы – славно одетое физическое тело, составленное из мяса, крови и костей?

– Да, должно быть так. Я сознаю свое существование в этой телесной форме.

– Вы называете себя телом, поскольку сейчас сознаете свое тело, но разве вы – это тело? Может ли оно быть вами в глубоком сне, когда вы совершенно не осознаете его существование?

– Да, я должен оставаться в той же телесной форме даже и в глубоком сне, ибо я сознаю ее до тех пор, пока не засну, а как только проснусь, вижу, что точно такой же, как был перед сном.

– А если приходит смерть?

Собеседник остановился и после минутного раздумья сказал:

– Ладно, тогда меня считают мертвым и тело хоронят.

– Но вы сказали о себе, как о теле. Почему оно не протестует, когда его увозят хоронить, говоря: "Нет! Нет! Не забирайте меня! Я приобрел это имущество, я ношу эти одежды, этих детей породил я, они все мои, я должен оставаться с ними!"

Здесь посетитель признался, что ошибочно отождествлял себя с телом, и сказал:

– Я есть жизнь в этом теле, но не тело само по себе.

Тогда Шри Бхагаван разъяснил ему:

– До сих пор вы серьезно считали себя телом, считали себя имеющим определенную форму. Это первичное неведение, коренная причина всех беспокойств. Пока вы от него не избавились, пока не познали свою бесформенную природу, будет простым педантизмом спор о Боге, – имеет Он форму или бесформен, правильно ли почитать Бога в форме идола, когда Он на самом деле не имеет формы. До тех пор, пока не осознано бесформенное Я, Атман, человек не может искренне почитать бесформенного Бога.

Иногда ответы посетителям были краткими и загадочными, иногда полными и разъясняющими, но всегда приспособленными к уровню спрашивающего и всегда изумительно подходящими. Однажды пришел обнаженный факир и сидел почти неделю неподвижно с вытянутой вверх правой рукой. Сам он внутрь Холла не заходил, но прислал вопрос: "Что меня ждет в будущем?"

"Скажите ему, что его будущее будет таким, каково настоящее", – последовал ответ. Махарши не только порицал такую заинтересованность в будущем, но и напоминал, что нынешняя активность, искренняя или нет, творит его будущее состояние.

Один посетитель выказал знание, перечисляя различные пути, которые предписывались разными учителями, и цитируя философов Запада. "Один говорит одно, другой – другое, – заключил он. – Кто прав? Какому пути должен я следовать?"

Шри Бхагаван оставался безмолвным, но тот настаивал на вопросе: "Пожалуйста, скажите мне, какому пути я должен следовать?"

Когда Шри Бхагаван поднялся, чтобы оставить Холл, то кратко ответил: "Идите путем, которым пришли".

Сундареш Айяр, почитатель, который уже упоминался, прослышал об ожидаемом переводе по службе в другой город и пожаловался на горе: "Сорок лет я был с Бхагаваном, а сейчас меня должны отправить отсюда. Что мне делать вдали от Бхагавана?"

– Сколько вы были с Бхагаваном? – последовал к нему вопрос.

– Сорок лет.

Тогда, повернувшись к преданным, Шри Бхагаван сказал:

– Здесь сидит человек, сорок лет слушавший мои наставления, который сейчас говорит, что может оказаться где-то вдали от Бхагавана!

Таким образом он привлек внимание к своему всеобщему Присутствию. Тем не менее перевод Сундареша Айяра был отменен.

Год за годом маленький Холл оставался центром для преданных и фокусом всех тех почитателей во всем мире, кто не мог физически здесь присутствовать. Поверхностному наблюдателю могло показаться, что происходит немногое, но в действительности активность была громадная.

Со временем заведенный порядок жизни изменился мало. С постепенным ослаблением физического состояния Бхагавана стало больше шаблона, больше ограничений. До тех пор пока не начала сказываться болезненность возраста, не было установленных часов прихода к нему. Шри Бхагаван был доступен все время, днем и ночью. Даже на время сна он не закрывал двери Холла, чтобы каждый, кто в нем нуждался, мог войти. Он сам часто беседовал с группой почитателей далеко за полночь. Некоторые из них, подобно Сундарешу Айяру, были семейными людьми и назавтра их ждала работа, но они обнаруживали, что после ночи, проведенной со Шри Бхагаваном, не чувствуется усталости, вызванной отсутствием сна.

В круге текучей каждодневной жизни Ашрама присутствовали порядок и пунктуальность, ибо они составляли часть того принятия условий жизни, которому Шри Бхагаван служил примером и которое предписывал. Поэтому все содержалось чистым, аккуратным и на своем надлежащем месте.

Было время, когда он очень часто вставал в три-четыре часа утра и проводил час-два за чисткой и разрезанием овощей или приготовлением тарелок из листьев (до того как в Ашраме стали специально выращивать листья банана – класть на них пищу).

Здесь, как и во всем, почитатели собирались вокруг и помогали – ради удовольствия быть рядом с ним. Иногда Шри Бхагаван участвовал и в действительном приготовлении пищи. Он давал предписания не выбрасывать корки от овощей, а отдавать их скоту. Ничто не должно было тратиться попусту. Однажды он обнаружил, что, несмотря на его инструкции, очистки выбрасываются, и больше никогда не присоединялся к работам на кухне.

Можно заполнить целые тома переживаниями преданных, наставлениями и разъяснениями, которые они получили. Однако цель этой книги – представить не исчерпывающий отчет, а скорее общую картину жизни и учения Шри Бхагавана.

Глава 13

ЖИЗНЬ СО ШРИ БХАГАВАНОМ

Небольшая группа брахманов, постоянных жителей Ашрама, сидит у изголовья его кушетки и распевает Веды; один или двое других, пришедших из города, что лежит в двух километрах отсюда, присоединяются к ним. В ногах кушетки зажжены палочки фимиама, распространяющие в воздухе свой тонкий аромат. В зимние месяцы рядом с кушеткой стоит жаровня с горящим древесным углем – трогающее душу напоминание о его слабеющей жизненной силе. Иногда он греет над пламенем свои болезненные руки и тонкие, суживающиеся к концам пальцы – те изысканно прекрасные руки – и втирает немного тепла в свои члены. Все сидят тихо, обычно с глазами закрытыми в медитации.

Сияние его улыбки описать невозможно. Человек, который мог показаться бесчувственным дельцом, оставит Тируваннамалай с веселой песенкой в сердце после такой улыбки. Одна простая женщина как-то сказала: "Я не разбираюсь в философии, но когда он улыбается мне, то чувствую себя в безопасности, словно ребенок в материнских руках". Я еще ни разу не видел его, когда получил письмо от своей старшей пятилетней дочери: "Ты полюбишь Бхагавана. Когда он улыбается, каждый должен быть таким счастливым".

Завтрак – в семь часов. После него Шри Бхагаван идет на короткую прогулку, а потом возвращается в Холл. За это время Холл подметают и чистят покрывала на кушетке, часть которых – подарки от почитателей – богато украшена вышивкой. Все безукоризненно чисто и очень старательно сложено, ибо служители знают, как наблюдателен Шри Бхагаван и что на каждую маленькую деталь обратит внимание, независимо от того, сделает замечание или нет.

Если Шри Бхагавану для ссылки понадобилась какая-либо книга, то он точно знает, где она стоит, на какой полке, и, вероятно, саму страницу с нужным для обращения местом. Большие книжные шкафы с застекленными дверцами стоят вдоль южной стены.

Снова горят палочки с фимиамом. Кто-то продолжает сидеть в медитации с закрытыми глазами, но остальные расслабились и просто любуются Шри Бхагаваном. Один из посетителей поет сочиненные им песни восхваления. Человек, откуда-то возвратившийся в Ашрам, предлагает подношение из фруктов, оставляя у его стоп, а потом находит себе место в ближайших рядах перед ним. Служитель отдает обратно часть предложенного как милость, или прасад, Шри Бхагавана; что-то может быть отдано детям, вошедшим в Холл, обезьянам, стоящим у окна рядом с кушеткой или показавшимся около двери, павлинам или корове Лакшми, если она наносит визит. Остальное позднее берется для столовой, где поровну делится между преданными.

Шри Бхагаван ничего не принимал для себя. В его взгляде – какая-то невыразимая заботливость. Это не только сострадание непосредственным тревогам своих почитателей, но и в целом громадной ноше сансары, человеческой жизни. И тем не менее, несмотря на эту заботливость, черты его лица могут демонстрировать неумолимость человека, который победил и никогда не идет на компромиссы. Этот аспект твердости обычно скрыт мягкой порослью седых волос, так как, по традиции, его голова и лицо бреются в день каждого полнолуния. Многие из преданных сожалеют – поросль седины на лице и голове так усиливает Милость и смягчает непреклонность. Но никто не осмеливается сказать ему это.

Лицо Шри Бхагавана подобно лицу воды, всегда переменчивому и в то же время всегда одинаковому. Поразительно, как быстро оно переходит от мягкости к скалоподобной жесткости, от смеха к слезам сострадания. Так полно живет каждый последующий аспект, что чувствуется не одно человеческое лицо, но лицо всего человечества. Формально он, может быть, и не красив, так как черты лица неправильны, но, тем не менее, самое прекрасное лицо выглядит банальным рядом с его лицом. В нем есть такая реальность, что ее отпечаток глубоко западает в память и живет, когда другие впечатления стираются. Даже те, кто видели Шри Бхагавана лишь короткое время или только на фотографии, вызывают его своим умственным взором более живо, чем хороших знакомых. Действительно, может быть, Любовь, Милость, Мудрость, глубокое понимание, невинность ребенка, что сияют с такого изображения, – более хорошая отправная точка для медитации, чем любые слова.

Вокруг кушетки, в полуметре от нее, установлены передвижные перила высотой около сорока пяти сантиметров. Сначала их введение вызвало небольшой спор. Администрация Ашрама заметила, как Шри Бхагаван обычно избегал прикосновения и отступал назад, если кто-либо собирался это сделать. Припомнив, кроме того, как некий, введенный в заблуждение почитатель однажды разбил кокосовый орех и захотел выразить ему почтение, разливая молоко над его головой, администраторы решили, что подобная изоляция будет лучшим выходом. С другой стороны, многие из преданных чувствовали, что установлен какой-то барьер между ними и Шри Бхагаваном. Обсуждения вопроса, одобрил ли он такое нововведение, продолжались прямо перед Махарши, но никто не осмелился спросить его об этом. Бхагаван сидел, оставаясь безучастным.

Какие-то почитатели, не вставая со своих мест, беседуют со Шри Бхагаваном о себе или своих друзьях, сообщают новости об отсутствующих преданных, задают вопросы, касающиеся его учения, чувствуется домашняя атмосфера, атмосфера огромной семьи. Возможно, кто-то имеет какое-то личное дело и идет к кушетке, чтобы поговорить со Шри Бхагаваном вполголоса или передать ему листок бумаги, на котором оно изложено. Может быть, нужно послушать ответ или достаточно просто проинформировать Шри Бхагавана, когда есть вера, что все будет хорошо.

Мать приносит грудного младенца, и Шри Бхагаван улыбается ребенку более сердечно, нежели она. Маленькая девочка приносит свою куклу, опускает ниц перед кушеткой, а затем показывает Шри Бхагавану, который берет ее и рассматривает. Молодая обезьянка проскользнула в дверь и пытается схватить банан. Служитель преследует ее, чтобы выгнать, но так случилось, что сейчас здесь только один служитель, поэтому обезьянка бежит мимо противоположного конца Холла к другой двери, а Шри Бхагаван настойчиво шепчет ей: "Поспеши! Поспеши! Он скоро вернется". Садху дикого вида, со спутанными волосами, в одеянии цвета охры, стоит перед кушеткой с поднятыми руками. Процветающий горожанин в европейском костюме благочестиво падает ниц и занимает одно из передних мест, а его компаньон, не уверенный полностью в своей преданности, не простирается совсем.

Каждый служитель старателен. Иначе нельзя, потому что Шри Бхагаван сам очень наблюдателен, энергичен и не пропустит никакой неряшливой работы. Служители чувствуют, что они пользуются особой милостью Шри Бхагавана. Такое же восприятие и у пандитов. И у трехлетнего малыша. Человек постепенно ощущает, как глубокая непосредственность отклика заставляет преданных, чрезвычайно различающихся по уму и характеру, почувствовать особенную личную близость с Учителем.

Также постепенно воспринимается нечто из мастерства и тонкости руководства Шри Бхагавана или, скорее, человеческое обращение в его руководстве, поскольку само руководство невидимо. Каждый служит для него открытой книгой. Он бросает проникающий взгляд на этого ученика или другого, чтобы увидеть как совершенствуется его медитация, а подчас глаза Учителя полностью лежат на одном из учеников, передавая прямую силу его Милости. И тем не менее, все это делается как можно незаметнее: взгляд может даже быть боковым, чтобы не привлекать внимание; более пристальный взгляд может быть в промежутках чтения газеты или когда ученик сам сидит с закрытыми глазами и ничего не подозревает. По всей вероятности, это должно защитить от двоякой опасности – ревности других учеников и тщеславия того, кто оказался благословлен его взглядом.

Особое внимание часто выказывается новоприбывшему, и к этому почитатели уже были приучены. Возможно, улыбка будет приветствовать его всякий раз, когда он входит в Холл, и за его медитацией будет наблюдение, поддерживаемое дружественными замечаниями. Это может продолжаться несколько дней или недель, или месяцев, пока медитация не зажглась в его сердце или пока он не привязан любовью к Шри Бхагавану. Но человеческая природа такова, что эго также, вероятно, кормится этим вниманием, и новоприбывший начинает приписывать это внимание превосходству над другими преданными, которое воспринимает только он и Шри Бхагаван. И тогда на время он не будет замечаться, пока более глубокое понимание не вызовет более глубокий отклик. К несчастью, это не всегда происходит; иногда гордость от воображаемого превосходства контакта со Шри Бхагаваном остается.

От без десяти десять до десяти минут одиннадцатого Шри Бхагаван обычно идет к Горе, но в течение этих последних нескольких лет его тело слишком немощно, и он просто прогуливается по Ашраму. Все встают, когда он покидает Холл, кроме тех, кто глубоко погружен в медитацию. В течение этого перерыва преданные собираются и беседуют в маленьких группах, мужчины и женщины вместе, ибо они разделены только в то время, когда сидят в Холле. Некоторые читают газеты, другие получают свою почту от Раджи – энергичного, услужливого маленького почтмейстера, который знает о каждом все.

Теперь Шри Бхагавану принесли почту. Какое-то письмо адресовано просто: "Индия, Махарши". Пакет с цветочными семенами от почитателя из Америки для посадки в саду Ашрама. Письма от преданных со всего мира. Шри Бхагаван читает каждое очень внимательно, даже изучая обратный адрес и почтовую марку. Если оно содержит новости от какого-нибудь почитателя, имеющего друзей в Холле, то он расскажет им это. Сам он не отвечает на письма. В этом выражается точка зрения джняни (Просветленного), не имеющего ни связей, ни имени, чтобы подписаться. Ответы пишутся в конторе Ашрама и представляются ему на рассмотрение в полдень, когда он и укажет, если в них есть что-либо неподходящее. Если в ответе требуется что-то особое или персональное, то он может указать это, но в целом учение настолько ясное, что преданный легко научается повторять его буквально; учение Махарши – Милость позади слов, которую только он в состоянии дать.

После просмотра писем возможно, что все сидят в тишине, но в этом безмолвии нет никакого напряжения – оно вибрирует Покоем. Может быть, кто-то придет попрощаться, некоторые дамы с Запада со слезами на глазах от необходимости уезжать, и светящиеся глаза Бхагавана вселяют любовь и силу. Кто в состоянии описать эти глаза? Глядя в них, человек чувствует, что все мирские невзгоды, все прошлые усилия, все проблемы ума уходят, словно вредные испарения, от которых он поднимается в спокойную реальность внутреннего Покоя. Слова не нужны, его Милость волнует сердце, и таким образом внешний Гуру поворачивает человека вовнутрь, к познанию Гуру внутри себя.

В одиннадцать часов звучит обеденный ашрамский гонг. Все стоят до тех пор, пока Шри Бхагаван не выйдет из Холла. Если это обычный день, то преданные расходятся по своим домам, а если какой-то праздник или один из почитателей дает бхикшу, то есть предлагает пищу Бхагавану (выражая тем самым духовную признательность), то все приглашаются к обеду. Большой столовый зал полностью свободен от мебели. Сшитые банановые листы разложены по ширине зала как тарелки, двойными рядами, на покрытом красным кафелем полу, и преданные, скрестив ноги, сидят перед ними.

Один за другим обедающие заканчивают есть, и когда каждый кончает, он поднимается и уходит, останавливаясь помыть руки под краном на улице, прежде чем идти домой.

До двух часов Шри Бхагаван отдыхает и Холл закрыт для преданных. Администраторы Ашрама решили, что из-за слабеющего здоровья такой полуденный отдых ему необходим, но как осуществить это? Если попросить принять какое-то более благоприятное для его здоровья изменение режима давания даршана, неудобное для почитателей, то он наверняка откажет. Чтобы не рисковать, они приняли решение о неофициальном изменении, частным образом предлагая почитателям не входить в Холл в это время. Несколько дней все шло хорошо, но потом один новоприбывший, не зная правила, вошел туда после обеда. Служитель Холла сделал ему знак уходить, но Шри Бхагаван позвал обратно, чтобы осведомиться, что случилось. На следующий день после обеда Шри Бхагавана уже видели сидящим на ступеньках вне Холла, и когда служитель спросил Махарши в чем дело, он ответил: "Кажется, никому не разрешают входить в Холл до двух часов". И только с большим трудом удалось убедить его принять эти часы отдыха.

После полудня в Холле могут быть новые лица, так как немногие из преданных сидят там целый день. Даже те, кто живет рядом с Ашрамом, имеют домашние и другие заботы, требующие внимания, и многие имеют свои определенные часы посещения.

Шри Бхагаван почти никогда сам специально не говорит о доктрине, лишь в ответах на вопрос. И когда отвечает на вопросы, то делает это не тоном тяжеловесной серьезности, а в разговорной манере, часто сопровождаемой остротами и смехом. Также и от вопрошающего не ожидается принятия чего-либо только потому, что Махарши говорит это; он свободен сомневаться, пока не убедится. Один теософ спрашивает, одобряет ли Шри Бхагаван поиск невидимых Учителей, и он парирует мягкой остротой: "Если они невидимы, то как вы можете видеть их?" – "В сознании", – отвечает теософ, и тогда приходит подлинный ответ: "Нет ничего внешнего в Сознании".

Кто-то из другого ашрама спрашивает: "Прав ли я, утверждая, что различие между нами в том, что мы приписываем реальность миру, а вы – нет?"

Каждый присоединяется к смеху, но несмотря на это, кто-то из преданных вступает в дискуссию с посетителем, и тогда Шри Бхагаван замечает: "В таких обсуждениях пользы немного".

Если вопросы задаются на английском языке, то он отвечает через переводчика. Хотя Махарши бегло не говорит по-английски, но все понимает и останавливает переводчика при малейшей неточности.

Обычно только вновь прибывшие задают вопросы и получают разъяснения. Ученики спрашивают редко, некоторые из них – никогда. Объяснения – не есть само обучение, а только указатели к нему.

Четверть пятого. Шри Бхагаван растирает свои негибкие колени и ноги и тянется к посоху. Иногда требуется две или три попытки, чтобы подняться с кушетки, но он никогда не примет помощи. В течение двадцати минут его отсутствия Холл заново чистится и на кушетку кладутся покрывала.

Где-то через десять или пятнадцать минут после его возвращения начинается пение Вед, а затем Упадеши Сарам, "Наставления в тридцати стихах" Шри Бхагавана. Это единственный пункт, в котором Шри Бхагаван отвергал ортодоксальную точку зрения, ибо, строго говоря, только брахманам разрешено слушать пение Вед. Здесь же все вели себя одинаково. На вопрос о пользе этого он ответил просто: "Звук пения помогает успокоить ум". Махарши тоже совершенно определенно говорил, что знать смысл нет необходимости. Здесь – практическая иллюстрация к уже сказанному о "медитации", которую он предписывал. Это не мысль, а обращение ума вовнутрь, к сознаванию по ту сторону мысли.

Пение продолжается около тридцати пяти минут. Пока оно длится, Шри Бхагаван часто сидит неподвижно, его лицо твердо, неподвижно, величественно, словно высечено в скале. После того как пение заканчивается, все еще сидят до шести тридцати – времени, когда женщины, как ожидается, покинут Ашрам. Некоторые из мужчин остаются еще на час, обычно в молчании, время от времени беседуя, напевая тамильские песни. После этого – ужин, и почитатели расходятся.

Вечерний сбор преданных особенно ценен, поскольку объединяет торжественность пения раннего утра с дружественностью вечерних часов. И все же для тех, кто схватывает торжественность, она всегда здесь, даже когда Шри Бхагаван внешне смеется и шутит.

Служитель приходит массировать ему ноги с какой-то жидкой мазью, но он отодвигает ее от себя. Администраторы слишком много суетятся с ним. Но Махарши обращает свой отказ в шутку: "Вы получили Милость взглядом и речью, а теперь хотите Милости прикосновением? Разрешите же и мне иметь немного Милости от прикосновения к себе".

Даже в ранние дни своего пребывания в Тируваннамалае, когда думали, что Свами все предал забвению, он имел острое чувство юмора и выдавал шутки, о которых рассказывал только годы спустя. Однажды, после того как мать и множество других людей посетили его в Павалаккунру, они, уходя в город за пищей, заперли дверь снаружи на засов, опасаясь, что Свами может ускользнуть. Он, однако, знал, что дверь снимается с петель и открывается даже запертая, а потому незаметно ушел во время их отсутствия, чтобы уклониться от толпы и беспокойства. При возвращении посетители обнаружили дверь закрытой на засов, но комнату пустой. Позже, когда вокруг никого не было, он вернулся тем же путем. Люди сидели перед ним и рассказывали один другому, как он исчез через закрытую дверь и затем появился снова с помощью сиддх (сверхобычных сил), а на его лице не дрогнул ни один мускул, хотя годы спустя весь Холл сотрясался от смеха, когда он рассказывал присутствующим эту историю.

Следует коснуться также и больших ежегодных празднеств. Большинство почитателей были не в состоянии неизменно жить в Тируваннамалае и могли приходить только время от времени, так что на большие праздники в Ашраме всегда собирались толпы. Особенно это относится к четырем замечательным празднествам – Картикай, Дипавали, Махапуджа (годовщина смерти Матери) и Джаянти (день рождения Шри Бхагавана). Джаянти считается самым значительным и наиболее активно посещаемым из них. Сначала Шри Бхагаван вообще не хотел, чтобы этот день праздновали. По этому поводу он сочинил следующие строфы:

Вы, кто желает праздновать день рождения,
Отыщите сначала, откуда произошло ваше рождение.
Истинное рождение человека происходит тогда,
Когда он проникает в ТО, что превыше рождения и смерти –
Вечное бытие.
В свой день рождения следует, по крайней мере,
Только оплакивать вступление в этот мир (сансару).
Славить и праздновать этот день –
Все равно, что украшать труп и восторгаться им.
Искать Атман и погружаться в Атман:
Это – Мудрость.

Однако для почитателей день рождения Шри Бхагавана был поводом для празднования, и он был вынужден подчиниться; но и тогда и при любых обстоятельствах он отказывался разрешать выполнение пуджи (ритуального почитания) в свою честь. Толпа была громадной, и все преданные в этот день принимали пищу вместе со Шри Бхагаваном. Даже большой столовый зал оказывался недостаточно вместительным. Рядом с ним, над квадратным участком земли, сооружалась кровля из пальмовых листьев, на бамбуковых стойках, и все сидели под ней. Также кормили и бедных, иногда приходивших в две или три смены, в присутствии полиции и бойскаутов, которые охраняли входы в помещения и руководили толпами посетителей.

В любой такой день Шри Бхагаван сидел поодаль, царственный, и, тем не менее, с хорошо знакомым взглядом узнавания каждого из приходивших многолетних почитателей. Во время одного из празднеств Картикай, когда толпы посетителей заполнили всю территорию Ашрама и вокруг него были установлены перила, чтобы держать их на некотором отдалении, какой-то малыш переполз через препятствие и поднялся к нему, показать свою новую игрушку. Махарши, смеясь, повернулся к служителю: "Смотрите, как много пользы от ваших ограждений!"

В сентябре 1946 года состоялось большое торжество по случаю пятидесятилетней годовщины прибытия Шри Бхагавана в Тируваннамалай. Преданные собрались отовсюду. Статьи и стихотворения, написанные по этому случаю, составили книгу – "Сувенир золотого юбилея".

В последние годы Старый Холл начал становиться слишком тесным даже в обыкновенные дни, и более обычным стало сидеть снаружи, под кровлей из пальмовых листьев. В 1939 году началась работа по возведению Храма над могилой Матери, законченная в 1949 году вместе с Новым Холлом для Шри Бхагавана и почитателей. Храм и Новый Холл были двумя частями единого здания, сооруженного строителями традиционных храмов в соответствии с требованиями священных Писаний.

Здание простирается к югу от Старого Холла и конторы, между ними и дорогой. Его западная половина, южнее Старого Холла, составляет Храм, а восточная половина – большой, квадратный, хорошо вентилируемый зал, где Шри Бхагаван должен был сидеть со своими почитателями.

Глава 14

УПАДЕША, ИЛИ НАСТАВЛЕНИЕ

Это удивительно, какой скрытой была упадеша Шри Бхагавана, то есть руководство или наставление, которое он давал своим ученикам, – не существует точного английского перевода этого слова. Хотя он был доступен всем одинаково, хотя вопросы обычно задавались открыто и Махарши отвечал публично, руководство, даваемое каждому ученику, было, тем не менее, исключительно прямым и приспособленным к его характерным особенностям. Когда однажды Свами Йогананда, имеющий в Америке множество последователей, спросил Шри Бхагавана о духовном наставлении, которое следует давать людям для их духовного подъема, он ответил: "Оно зависит от темперамента и духовной зрелости человека. Тут не может быть массовой инструкции". Достаточно вспомнить рассказы об уже упоминавшихся четырех почитателях – Эчамме, Матери, Шивапракашаме Пиллае и Натеше Мудальяре, чтобы осознать, как сильно отличалось их "лечение".

Шри Бхагаван был чрезвычайно активен – он сам говорил об этом, хотя никто из испытавших его Милость не нуждался в каком-либо подтверждении. Но активность Махарши была так скрыта, что случайные, посетители и те, кому не удалось ее воспринять, верили, что он совсем не дает упадешу или равнодушен к нуждам духовных искателей. Встречалось много таких, подобных брахману, который пытался отговорить Натешу Мудальяра от посещения его.

Крайняя важность этого вопроса состоит в том факте, что (за исключением редчайших случаев, таких, как сам Шри Бхагаван) постичь себя возможно только благодаря Милости Гуру. Шри Бхагаван, как и другие Учители, совершенно ясно высказывался об этом. Поэтому для садхака (духовно устремленного) было совершенно не достаточно знать, что учение Махарши – великое и его присутствие – вдохновляющее; было необходимо знать, что он – Гуру, дающий дикшу (посвящение) и упадешу (наставление).

Именно в этом, последнем, смысле Шри Бхагаван употреблял слово "Гуру". Поэтому он говорил: "Бог, Гуру и Атман – одно и то же". В "Духовном наставлении" он так описал Гуру:

"Гуру – тот, кто все время пребывает в бездонных глубинах Атмана. Он никогда не видит какой-либо разницы между собой и другими, полностью свободен от ошибочных представлений различия – что он сам уже Просветленный, или Освобожденный, тогда как остальные вокруг него еще пребывают в зависимости, или в темноте незнания. Его твердость, или самообладание, не могут нарушить никакие обстоятельства, и он никогда не обеспокоен".

Подчинение этому Гуру – не подчинение чему-либо внешнему себе, но Атману, проявленному внешне, чтобы помочь человеку обнаружить Атман внутри.

"Учитель находится внутри, а медитация служит средством устранения невежественного представления о том, что он лишь снаружи. Если бы он был ожидаемым вами незнакомцем, то должен был бы исчезнуть со временем. В чем польза от преходящего существования, подобного этому? Но пока вы думаете об отделенности или о том, что вы есть тело, то Учитель "снаружи" также необходим, и он появится в телесной форме.

Не требует доказательства, что являющийся Гуру в этом высочайшем смысле сознавания своего тождества с Абсолютом так не говорит, ибо не осталось эго, дабы утвердить это тождество. Он также не говорит, что имеет учеников, так как, будучи по ту сторону различий, не может состоять в каких-то отношениях.

Хотя джняни (Просветленный) Един с Абсолютом, черты характера внешне продолжают существовать как средство его проявления, так что по человеческим особенностям один джняни может полностью отличаться от другого.

Одной из характерных черт Шри Бхагавана была его практичная проницательность. Не вызывает сомнения, что в первые годы пребывания в Тируваннамалае он позволял считать себя мауни (принявшим обет молчания) для того, чтобы избежать нарушений внутренней тишины. Точно так же Бхагаван воспользовался тем, что освобожденный в принципе не может доказывать, что он – Гуру, или допускать внешние связи – для того, чтобы отразить неоправданные требования упадеши от тех, кто в действительности не были его учениками. Удивительно, какой успешной была эта защита, тогда как подлинные ученики здесь не имелись в виду и не затрагивались ею.

Более того, когда преданный неподдельно страдал и искал решение, он иногда уверял его так, что не оставлял места сомнениям. Один из учеников, англичанин Мэйджер Чадвик, сохранил запись такого заверения, данного ему в 1940 году:

Мэйджер Чадвик: Бхагаван говорит, что у него нет учеников?

Бхагаван: Да.

МЧ: Он также говорит, что Гуру необходим, если человек жаждет достичь Освобождения?

Б: Да.

МЧ: Что тогда я должен делать? Не было ли мое сидение здесь все эти годы просто бесполезной тратой времени? Должен ли я уйти и искать какого-то Гуру, дабы получить посвящение? Ведь Бхагаван говорит, что он – не Гуру.

Б: Что привело вас сюда издалека и заставило оставаться так долго? Почему вы сомневаетесь? При необходимости где-либо искать какого-то Гуру вы давно ушли бы отсюда.

Гуру, или джняни (Просветленный), не видит разницы между собой и другими. Для него все – освобожденные, все едины с ним, поэтому как может джняни говорить, что такой-то и такой-то – его ученик? Но неосвобожденный видит все как множество, он видит всех как отличных от себя, поэтому для него отношение Гуру-ученик – действительность, и он нуждается в Милости Гуру, чтобы пробудиться к Реальности. Для него существуют три способа посвящения: прикосновением, взглядом и Молчанием. (Шри Бхагаван здесь дал мне понять, что его метод – посвящение Молчанием, как он это делал во многих других случаях).

МЧ: Тогда Бхагаван действительно имеет учеников!

Б: Как я уже сказал, с точки зрения Бхагавана учеников нет, но с позиции ученика Милость Гуру подобна океану. Если он приходит с чашкой, то наполнит только чашку. Бесполезно жаловаться на скупость океана: чем больше сосуд ученика, тем больше он способен унести. Все полностью зависит от него.

МЧ: Тогда выходит, что знание – является ли Бхагаван моим Гуру или нет – есть просто дело веры, если Бхагаван не согласится с этим.

Б: (Сидит прямо, повернулся к переводчику и говорит с большой выразительностью). Спросите его, не хочет ли, чтобы я дал ему письменное удостоверение с печатью?

Немногие были так настойчивы, как Мэйджер Чадвик, в своих требованиях гарантии руководства ими. Утверждений, признающих двойственность ученик-Учитель, Шри Бхагаван не делал, но в порядке исключения – какому-нибудь человеку с Пониманием и Устремленностью – он довольно ясно давал понять, что является Гуру; некоторые знали это и без словесного подтверждения.

Согласно записям С.С.Когана, бенгальский промышленник А.Бозе однажды пытался добиться точного заявления Махарши на эту тему. Он сказал: "Я убежден, что Гуру необходим для успеха усилий садхака (духовного практика)". А затем добавил с лукавой улыбкой: "Шри Бхагаван сочувствует нам?"

После краткого молчания он добавил: "Вы стоите по горло в воде, но тем не менее просите воды".

Даже практика в действительности означает выработку у себя восприимчивости к Милости. Шри Бхагаван иногда иллюстрировал это, говоря, что хотя солнце и сияет всем, но если вы хотите видеть его, то должны сделать усилие, повернуться и смотреть на него. Профессор Венкатарамиах записал в своем дневнике слова Шри Бхагавана, обращенные к миссис Пиггот, английской посетительнице:

"Постижение Себя – в большей степени результат Милости Гуру, чем наставлений, лекций, медитаций и т.д. Все они лишь вторичны, тогда как Милость – первичная и сущностная причина".

Некоторые из тех, кто знал его учение из вторых рук, говорили, что он не считает необходимым иметь Гуру, и этим объясняли отсутствие явного посвящения, но Шри Бхагаван недвусмысленно отвергал такую мысль. С.С.Коган записал разговор на эту тему с Дилипом Кумаром Роем, знаменитым музыкантом из Шри Ауробиндо Ашрама.

Дилип Кумар Рой: Некоторые говорят, что Махарши отрицает необходимость Гуру. А другие утверждают противоположное. Кто же из них прав?

Бхагаван: Я никогда не говорил, что Гуру не нужен.

ДКР: Шри Ауробиндо часто ссылается на Вас как не имевшего Гуру.

Б: Все зависит от того, что вы называете словом "Гуру". Он не обязательно должен быть в человеческой форме. Даттатрея имел 24 Гуру, включая пять элементов – Землю, Воду и т.д. Это означает, что каждый объект этого мира был его Гуру. Гуру абсолютно необходим. Упанишады говорят, что только он может вывести человека из джунглей интеллекта и чувственных восприятий. Поэтому Гуру должен быть.

ДКР: Я говорю о Гуру-человеке, а у Махарши его не было.

Б: Я мог иметь его в то или иное время. Разве я не пел гимны Аруначале? Кто такой Гуру? Гуру – это Бог, или Атман. Сначала человек молится Богу ради исполнения своих желаний, но приходит время, когда он начинает молиться во имя Самого Бога. Тогда, отвечая на молитвы, Бог является ему в той или иной форме – человеческой или другой, – чтобы руководить им как Гуру.

Только когда посетитель возразил, что Шри Бхагаван сам не имел Гуру, Махарши рассказал об отсутствии необходимости для Гуру обязательно принимать человеческую форму, и было понятно, что это относится к очень редким случаям.

Может быть, именно В. Венкатраман ближе всех подошел к явному признанию, что Махарши был Гуру. Шри Бхагаван сказал ему однажды: "Две вещи должны быть сделаны: сначала – найти Гуру внешнего себе, а потом – найти Гуру внутри. Первую задачу вы уже решили".

На вопрос, дает ли он посвящение, Шри Бхагаван всегда избегал прямого ответа. В явных случаях неподготовленности искателя он чаще всего определенно говорил: "Нет". Положительный ответ разрушил бы защиту от ничем не оправданных требований посвящения, и пришлось бы принимать одних, отказывать другим, что показалось бы произвольным, вместо того, чтобы оставить это решение собственному пониманию или непониманию спрашивающего. Чаще всего давался ответ, который получил Мэйджер Чадвик. "Есть три способа посвящения: прикосновением, взглядом и Молчанием". Реплика Шри Бхагавана обычно носила характер безличного доктринального высказывания, в котором, однако, содержался ответ на поставленный конкретный вопрос. Последнее утверждение хорошо известно. Согласно представлениям индуизма, эти три способа посвящения иллюстрируются примерами птицы, сидящей на яйцах, чтобы птенцы вылупились, рыбы, которой нужно только смотреть на свою икру (своеобразные яйца), и черепахи, которой требуется лишь думать о них. Посвящение взглядом или Молчанием стало очень редким в этом веке. Оно представляет собой мауна дикшу Аруначалы, или Дакшинамурти, и особенно подходит для прямого пути Самовопрошания, которому учил Шри Бхагаван. Поэтому его ответ о трех способах подходил вдвойне: и по сути, и предоставляя удобную маскировку.

Один из почитателей описал это:

"Внезапно Бхагаван обратил свои светящиеся, прозрачные глаза на меня. До этого я не мог долго выдерживать его пристальный взгляд. Сейчас я прямо смотрел в эти громадные, замечательные глаза, а как долго – не высказать. Они держали меня в какой-то вибрации, отчетливо слышимой мне".

Никакой Учитель не был столь категоричен, как Шри Бхагаван, в его утверждениях о руководстве и защите, раз преданный принят и безмолвное посвящение дано. Он заверил Шивапракашама Пиллая в разъяснениях, которые позднее были опубликованы как "Кто я?": "Как добыча, попавшая в пасть тигра, не может вырваться, так и тот, кто завоевал Милость Гуру, несомненно будет спасен и никогда не будет покинут".

Один голландский почитатель, Л.Хартц, мог остаться в Ашраме только на короткое время, и, возможно, опасаясь, что с отъездом его духовная решимость ослабнет, попросил заверений и получил ответ: "Даже если вы забудете Бхагавана, Бхагаван никогда не забудет вас".

Два других преданных, чешский дипломат и мусульманский профессор, пораженные необычной силой и прямотой заверения, спросили, касается ли оно только Хартца или всех почитателей, и получили ответ: "Всех".

В еще одном случае преданный, не видя у себя никакого прогресса, находился в подавленном состоянии и сказал: "Боюсь, что если так будет продолжаться, то я отправлюсь в ад". Шри Бхагаван тогда ответил: "Если вы уйдете, Бхагаван пойдет следом и вернет вас назад".

Даже обстоятельства жизни почитателя Гуру формирует так, чтобы содействовать его садхане (духовному продвижению). Одному из почитателей Махарши сказал: "Учитель пребывает одновременно внутри и снаружи, ибо Он создает условия для вашего движения вовнутрь и в то же время внутренне готовит подтягивание вас к Центру".

Если человек, который не повернулся к Шри Бхагавану в сердце своем, спрашивал, дает ли он упадешу, то Махарши мог приготовить какой-нибудь загадочный ответ или вообще никакого. В любом случае вероятнее предположить ответ отрицательный.

По сути, его упадеша, как и его посвящение, давалась в безмолвии. Ум молчаливо поворачивался в направлении, в котором ему следовало устремиться. Ожидалось, что преданный поймет это. Очень немногие нуждались в словесных заверениях.

История В. Венкатрамана, который уже упоминался, поясняет это. В юности он был ревностным почитателем Шри Рамакришны, но почувствовал потребность в живом Гуру, в плоти и крови, и поэтому взмолился ему со всей страстью пылкого желания: "Учитель, подарите мне живущего Гуру, не менее совершенного, чем Вы сами". Совсем скоро после этого он услышал о Шри Рамане, уже несколько лет жившем в Ашраме у подножия Горы. Венкатраман пошел туда с гирляндой цветов для подношения. И так случилось (как всегда случается, когда желательно), что при его прибытии в Холле больше никого из посетителей не было. Шри Бхагаван сидел, откинувшись на кушетке, а позади него, на стене, висел портрет Шри Рамакришны, которому Венкатраман молился. Шри Бхагаван разделил гирлянду пополам; одну половину он попросил служителя положить на портрет, а другую – на лингам в храме Матери. Венкатраман чувствовал себя легко и непринужденно. Он был дома, его цель достигнута. Венкатраман рассказал историю своего прихода. Шри Бхагаван спросил: "Вы знаете о Дакшинамурти?"

"Я знаю, что он давал безмолвную упадешу", – был ответ.

И Шри Бхагаван сказал: "Это упадеша, которую вы получите здесь".

Эта безмолвная упадеша была, на самом деле, очень разнообразной. Шри Бхагаван говорил и писал больше всего о вичаре, или Самовопрошании, а поэтому возникало мнение, что он предписывал только джняна-маргу, Путь Знания, который большинство людей считали слишком крутым в этом веке. Но, фактически, Шри Бхагаван был универсален и обеспечивал духовное руководство для каждого темперамента – на пути Преданности не меньше, чем на пути Знания. Любовь и преданность ему – мост через бездну к спасению. Он имел много почитателей, которым не предписывал другого Пути.

Тот же Венкатраман через некоторое время стал беспокоиться, что ему не дали садхану – то есть у него не было практики для выполнения – и пожаловался.

– А что привело вас сюда? – спросил Шри Бхагаван.

– Размышление о Вас, Свами.

– Тогда это также ваша садхана. Этого достаточно.

И действительно, мысль, или воспоминание, о Бхагаване начала сопровождать Венкатрамана всюду, чтобы стать неотделимой от него.

Путь преданности и в самом деле не отличается от подчинения. Вся ноша сбрасывается на Гуру. Это Шри Бхагаван тоже предписывал. Одному из преданных он сказал: "Отдайтесь мне, и я сражу ум", а другому: "Только сохраняйте спокойствие, и Бхагаван сделает остальное". Еще одному почитателю, Дэвараджа Мудальяру, он сказал: "Ваше дело только подчиниться и все оставить мне". И он часто говорил: "Есть два пути: или спрашивать себя "Кто я?", или подчиниться Гуру".

И все же подчиниться, сохранять ум спокойным и полностью восприимчивым к Милости Гуру, нелегко. Это требует постоянного усилия, постоянного вспоминания, и лишь сама Милость Гуру делает подобное возможным. Много отработанных практик, преданности или иных, помогают почитателям в их попытках, и Шри Бхагаван одобрял и разрешал использование таких средств, хотя редко сам действительно предписывал их.

Общение со Шри Бхагаваном вырабатывало тонкую алхимию, даже несмотря на то, что результаты могли стать видимыми лишь годы спустя. Иногда он открыто говорил преданным о ценности такого общения для них. Махарши однажды сказал Ранга Айяру, школьному приятелю, упомянутому в главе 3: "Если вы пребываете с джняни, то он дает вам уже сотканную одежду", подразумевая, что остальные методы дают нить, а одежду нужно ткать самому.

Сундареш Айяр стал почитателем в двенадцать лет. Когда ему было около девятнадцати, возросла неудовлетворенность собой, так как он чувствовал необходимость более сознательного и ревностного усилия. Сундареш был домохозяином, живущим в городе, но посещал Шри Бхагавана почти ежедневно. Теперь, однако, он решил, в качестве строгого наказания, не идти снова до тех пор, пока не разовьет такую непривязанность и искренность цели, которые сделают его заслуживающим Общения. Около ста дней он не появлялся, а потом пришла мысль: "Насколько я стал лучше, не видя Бхагавана?" И Сундареш отправился. Шри Бхагаван встретил его у входа в Скандашрам и приветствовал вопросом: "Насколько вы стали лучше, не посещая меня?" Затем Махарши рассказал ему о важности и действенности сат-санга, даже если ученик не ощущает его действия на себе или не замечает какого-либо улучшения в себе. Шри Бхагаван сравнил сат-санг с матерью, кормящей своего ребенка ночью, когда тот спит. Наутро малыш думает, что не ел, хотя мать знает, что он ел и что на самом деле пища поддерживает его.

Этот пример подразумевает большее, чем пользу, автоматически вытекающую из жизни в атмосфере Мудреца: он предполагает сознательное направление внимания Учителем. Однажды Шри Бхагаван дал удивительное подтверждение этому, хотя пережившие сат-санг в подтверждении не нуждаются. Сундареш Айяр сочинил на тамили песню, восхваляющую Бхагавана, упоминая о Милости, истекающей из его глаз для поддержки преданных, и Шри Бхагаван поправил его: "Нет, не истекающую, но испускаемую, поскольку это сознательный процесс направления Милости к людям, избранным для этого".

Ученик тоже должен делать усилие, чтобы полностью использовать Милость Учителя, и для этого Шри Бхагаван постоянно предлагал метод, именуемый вичарой, вопрос "Кто я?". Такой была садхана, которую он принес для встречи нужд нашего века и относительно нее не было ничего секретного или тайного. Махарши был совершенно категоричен в утверждении ее огромного превосходства над другими духовными практиками.

"Самовопрошание – это единственное безошибочное средство, единственное прямое средство для осознания ничем не обусловленного, абсолютного Бытия, которым вы в действительности являетесь...

Попытка уничтожить эго, или ум, иными садханами, нежели Самовопрошание, в точности напоминает вора, переодевающегося полицейским, чтобы поймать вора, то есть себя. Только Самовопрошание может открыть истину, что ни эго, ни ум в действительности не существуют, и дать возможность человеку осознать чистое, неразличенное Бытие Атмана, или Абсолюта. Сознающему Атман ничего не остается для познания, ибо Он есть совершенное Блаженство, Он есть Всё" (Евангелие Махарши, часть II).

"Цель Самовопрошания состоит в том, чтобы сфокусировать цельный ум на его Источнике. Следовательно, это не тот случай, когда одно "я" ищет другое "я"" (Там же).

Сфокусировать цельный ум на его Источнике, означает повернуть его внутрь, на себя. Предписывалось сесть в медитацию, вопрошая "Кто я?" и в то же время фокусируя внимание на сердце, – не физическом органе с левой стороны груди, а духовном сердце справа. В зависимости от характера задающего вопрос, его зрелости, Шри Бхагаван обычно делал упор вначале на физической или психической стороне этого процесса, сосредоточении на Сердце или вопрошании "Кто я?"

Почитатель: Шри Бхагаван точно определил особое место для Сердца внутри физического тела, а именно, что Оно находится в грудной клетке, двумя пальцами правее средней линии груди.

П: В этом случае как же Оно может быть локализовано в какой-либо части тела? Установление места для Сердца будет подразумевать установление физиологических ограничений на ТО, лежащее за пределами пространства и времени.

Б: Совершенно верно. Однако человек, спрашивающий о положении Сердца, рассматривает себя существующим с телом или в теле... Так как в течение бестелесного переживания Сердца как чистого Сознания Мудрец совсем не сознает тела, то абсолютное переживание локализуется им в пределах физического тела чем-то вроде чувства воспоминания, сформированного в то время, когда он уже тело сознает.

П: Для людей, подобных мне, не имеющих ни прямого переживания Сердца, ни следующего из него воспоминания, достаточно трудно понять этот вопрос. О самом положении Сердца нам, возможно, остается только строить догадки.

Б: Если определение положения Сердца должно зависеть от предположений, пусть даже и невежественного человека, то вопрос, безусловно, не стоит серьезного обсуждения. Но оно не зависит от ваших догадок, а определяется безошибочной интуицией.

П: У кого же имеется эта интуиция?

Б: У каждого.

П: Не даст ли мне Шри Бхагаван взаймы интуитивное знание Сердца?

Б: Нет, не Сердца, но положения Сердца относительно вашей индивидуальности.

П: Шри Бхагаван хочет сказать, что я интуитивно знаю, где находится Сердце в физическом теле?

Б: А почему бы и нет?

П: (Указывая на себя). Это ко мне лично относятся слова Шри Бхагавана?

Б: Да. Это и есть интуиция! Куда вы только что указали на себя жестом? Разве вы не направили свой палец на правую сторону груди? Это как раз и есть место расположения Сердечного центра.

П: Итак, не имея непосредственного знания о Сердечном центре, я должен зависеть от этой интуиции?

Б: А что здесь ошибочного? Когда школьник говорит: "Это я решил задачку правильно" или когда он предлагает вам: "Давайте я сбегаю и получу для вас книгу", разве он указывает на голову, которая правильно решила задачу, или на ноги, которые быстро понесут его доставать вам книгу? Нет, в обоих случаях он совершенно естественно покажет пальцем на правую сторону груди, выражая таким простым жестом ту глубокую истину, что Источник чувства "я" в нем находится здесь. Только безошибочная интуиция заставляет его именно таким образом указывать на себя, на Сердце, которое есть Атман. Это совершенно непроизвольное и всеобщее движение, то есть оно одинаково для каждого человека. Какое еще более сильное, чем это, доказательство местоположения Сердечного центра в физическом теле вам требуется?

Наставление, в таком случае, заключалось в том, чтобы сесть, сосредотачиваясь на сердце с правой стороны, и вопрошать "Кто я?" Когда при медитации поднимаются мысли, нужно не следовать за ними, а наблюдать их и спрашивать: "Что такое эта мысль? Откуда она пришла? И к кому? Ко мне... И кто я?" Таким образом каждая мысль исчезает, когда тщательно исследована и повернута обратно к основной мысли – мысли "я". Если поднимаются нечистые мысли, то они должны быть обработаны тем же способом, потому что садхана действительно делает то, к чему призывает психоанализ, – она убирает грязь из подсознания, поднимает ее к свету дня и уничтожает. "Да, при медитации возникают все виды мыслей. Но именно это и нужно, ибо выводится то, что скрыто в вас. Как они могут быть уничтожены до тех пор, пока не возникнут?" ("Евангелие Махарши").

Все мыслеформы несвойственны этому виду медитации. Иногда какой-нибудь почитатель спрашивал Шри Бхагавана, можно ли использовать при вопрошании о Себе формулу "Я – Он" или иную, но Махарши всегда запрещал это. Однажды, когда почитатель предлагал одну тему за другой, он разъяснил: "Любые мысли несовместимы с Постижением. Мысли о себе нужно исключать как и все остальные. Мысли – одно, а Постижение – совсем другое".

Оккультное – препятствие к духовному. Оккультные силы и, даже более, желание этих сил, задерживают стремящегося. Об этом говорится в Дэвикалоттаре, высокоавторитетном священном тексте, который Шри Бхагаван перевел с санскрита на тамили:

"Не следует принимать чудотворные силы или амулеты, даже когда они прямо предложены, ибо они подобны веревкам для спутывания зверя и рано или поздно потащат искателя вниз. Высочайшее мукти (Освобождение) не лежит на этом пути. Его нет нигде, кроме как в Бесконечном Сознании".

После этого отступления возвратимся к основной теме. Шри Бхагаван предписывал вопрошание о Себе не только как методику медитации, но также и как методику жизни. На вопрос, должна ли вичара применяться всегда или только в установленное для медитации время, он отвечал: "Всегда". Это проливает свет на его отказ санкционировать отречение от мирской жизни, поскольку сами обстоятельства, которые препятствовали садхане, таким образом превращались в инструменты садханы. В конечном счете, садхана есть просто наступление на эго, и никакое количество экстаза или медитации не может привести к ее успеху до тех пор, пока эго остается прочно закрепившимся в надежде и страхе, амбиции и обиде, в любом типе страсти или желания. Шри Рама и царь Джанака были свободны от привязанности, хотя они и жили в миру; садху, который скатывал с Горы булыжники на Шри Бхагавана, был опутан привязанностями, хотя он и отрекся от мира.

В то же время это не означает, что без какого-либо плана кампании борьбы с эго просто бескорыстного действия достаточно. Ведь эго тонко и цепко, и будет находить убежище даже в действиях, направленных на его уничтожение, гордясь унижением или наслаждаясь аскетизмом.

Самовопрошание, проводимое в повседневной деятельности запрашиванием себя, кому приходит на ум любая мысль, и есть план такой кампании, причем очень эффективной. Когда вичара применяется к совершенно не волнующей мысли, скажем, к мнению о книге или фильме, то может показаться, что это не так; но примененное к волнующей мысли Самовопрошание имеет необычайную силу и поражает сам корень страстей. Человек обижен и чувствует негодование – кто обижен или негодует? Кто удовлетворен или подавлен, гневается или торжествует? Человек впадает в мечтания или визуализирует возможные триумфы, и эго после этого увеличивается столь же сильно, насколько уменьшается медитацией; и в такой момент требуется сила и бдительность, чтобы вынуть меч вичары и пробиться сквозь преграду.

В разнообразных активностях жизни Шри Бхагаван наряду с вичарой предписывал также отдачу себя и подчинение Божественной Воле. Он сравнивал человека, думающего, что это он несет свои собственные ноши и ответственность, с пассажиром в поезде, который упрямо держит свой багаж, хотя поезд одинаково везет все, и с мудрым пассажиром, положившим багаж на полку и удобно отдыхающим. Все предписания и примеры, которые он давал, сходились на одной точке ослабления своекорыстия, эгоизма, и резкой критики иллюзии "Я-есть-делатель".

Известный деятель партии индийского национального Конгресса Джамналал Баджаджи однажды пришел в Ашрам и спросил: "Является ли желание свараджа (политической независимости Индии) правильным?"

Торжествующий, возможно, из-за того, что получил от Свами одобрение своих политических целей, и желающий еще более определенных заверений, Джамналал сразу же спросил о том, что, казалось, логически вытекало из предшествующего: "Если сварадж достигнут после продолжительной борьбы и страшных жертв, разве человеку не позволительно радоваться такому результату?"

Но он был разочарован. "Нет, в ходе борьбы ему следует подчинить себя Высшей Силе, чье Могущество должно сохраняться в уме и никогда не исчезать из поля зрения. Как тогда он может ликовать? Ему не следует даже заботиться о результатах своих действий. Только тогда действие становится нишкамья (бескорыстным)".

Другими словами, результат деятельности остается за Богом и всё, за что следует отвечать, – чистота и незаинтересованность активности. Более того, выполнением того, что правильно, просто потому, что это правильно, без личной заинтересованности, человек приносит пользу другим даже независимо от видимых достигнутых результатов и более эффективным, хотя и более тонким способом, чем могут показать результаты. Это также самый прямой путь помощи себе. Действительно, незаинтересованную деятельность можно назвать настоящим банковским счетом, аккумулирующим хорошую карму, которая сформирует будущую судьбу человека.

В случае, подобном этому, отвечая на вопрос некоего посетителя, Шри Бхагаван объяснил, что склад ума может сделать социальную или политическую активность садханой, имеющей силу, но он отговаривал своих преданных от занятий такой деятельностью. Достаточно того, чтобы они выполняли свои собственные жизненные обязанности с чистотой и незаинтересованностью, делая то, что правильно, потому что это правильно. Даже хотя нынешнее состояние мира кажется лишенным гармонии, оно выступает частью более обширной Гармонии, и совершенствованием Самопознания человек может и постичь эту Гармонию, и оказать гораздо большее гармоничное влияние на мир, чем попытками изменить ход событий. Учение Шри Бхагавана по этому вопросу суммировано в его разговоре с Полем Брантоном:

Поль Брантон: Не выскажет ли Махарши свое мнение о будущем мира, поскольку мы живем в критические времена?

Бхагаван: Почему вы должны беспокоиться о будущем? Вы даже не знаете как следует настоящее. Позаботьтесь о настоящем, а будущее само позаботится о себе.

ПБ: В ближайшее время мир войдет в новую эру дружбы и взаимопомощи или он скатится к хаосу и войне?

Б: Существует Он, правящий миром, и это Его задача – наблюдать за миром. Давший миру жизнь, Он знает также и как заботиться о нем. Несет бремя этого мира Он, а не вы.

ПБ: Но если посмотреть вокруг непредвзятыми глазами, то трудно увидеть, где пригодилась эта великодушная забота.

Б: Каковы вы, таков и мир. Без понимания себя что толку в попытках понять мир? Искатели Истины вопрос о понимании мира не рассматривают. Люди впустую тратят свою энергию на подобные вопросы. Сначала найдите Истину позади вас самих, и тогда вам будет легче понять Истину позади мира, частью которого вы являетесь.

Следует заметить, что в этом последнем предложении Шри Бхагаван, говоря о "вас самих", подразумевает эго, которое задающий вопрос в данный момент считает собой. Истинное Я – не часть мира, а Атман и Творец мира.

Предписание использовать Самовопрошание в разнообразных активностях жизни было расширением его традиционного применения и адаптацией к нуждам нашего времени. При его прямом употреблении в качестве медитации Самовопрошание является чистейшей и наиболее древней садханой. Хотя Самовопрошание пришло к Шри Бхагавану спонтанно и без обучения, оно лежит в русле традиции древних риши. Мудрец Васиштха писал: "Это вопрошание "Кто я?" есть поиск Атмана, и его называют огнем, который сжигает семена ядовитого роста умозрительного мышления". Однако прежде оно существовало только как чистая джняна-марга (Путь Знания), простейшая, так же как и самая глубокая, последняя тайна, передаваемая только искателям с наиболее ясным пониманием, чтобы они следовали ей в постоянной медитации, вдали от соблазнов мира. Карма-марга (Путь Действия), с другой стороны, была путем для тех, кто оставался жить в миру, и включала, как определено в Бхагавад-Гите, жизнь служения и действия без привязанности к плодам действий, то есть незаинтересованные, лишенные и капли эгоизма. Эти два пути сейчас сплавлены в один, делая новый путь приспособленным к современным условиям нашего века. Путь, которому можно следовать молча, в конторе или в мастерской не в меньшей степени, чем в ашраме или в пещере, с внешними обрядами или без них, просто медитируя в определенное время и затем вспоминая в течение дня.

Пути джняны и бхакти, которые Шри Бхагаван предписывал, могут представляться совершенно различными, но в действительности они гораздо ближе, чем может показаться, и один не устраняет другого: фактически оба пути могут сплавляться в единый интегральный Путь, только что охарактеризованный.

С одной стороны, подчинение внешнему Гуру ведет, посредством его Милости, к внутреннему Гуру, которого ищет, чтобы открыть, вичара; с другой стороны, вичара ведет к покою и подчинению. Оба метода борются за непосредственное затихание ума, только в первом случае более перед внешним, а во втором – более перед внутренним Гуру. Косвенные методы садханы ищут, скорее, усиления и укрепления ума, для того чтобы он мог окончательно добиться достаточной силы и широты и капитулировать перед Духом. Подобное Шри Бхагаван и относил к "вору, переодевающемуся полицейским, чтобы схватить вора, которым есть он сам". Конечно, правильно, что ум должен быть укреплен и очищен прежде, чем он подчинится, но с использованием вичары при Милости Шри Бхагавана это происходит автоматически.

Один из почитателей, Кришна Дживраджани, как-то спросил об этом: "В книгах говорится, что следует развивать все хорошие, или божественные, качества для того, чтобы подготовить себя к Самопостижению".

И Шри Бхагаван ответил: "Все хорошие, или божественные, качества включены в джняну (Знание), а все дьявольские, или асурические, – в аджняну (неведение). Когда приходит джняна, вся аджняна уходит, и все божественные качества приходят автоматически. Если человек – джняни, то он не может солгать или сделать что-либо неправильное. В книгах, без сомнения, говорится, что нужно культивировать одно качество за другим и, таким образом, подготовиться к окончательной мокше (Освобождению). Но для тех, кто следует джняне или вичара-марге, их садхана сама по себе вполне достаточна для приобретения всех божественных качеств; им не надо делать что-либо еще".

Может, однако, возникнуть вопрос, насколько вичара доступна фактически. В "Духовном наставлении", составленном вскоре после того, как Шри Бхагаван пришел из Скандашрама, говорится, что один из почитателей спросил: "Возможно ли всем искателям, независимо от их духовной зрелости, сразу выбирать и практиковать этот метод вопрошания в поиске Себя, Атмана?" И Шри Бхагаван ответил: "Нет, этот Путь предназначен только для подготовленных душ. Другим следует получить необходимую тренировку и практиковать, принимая такие иные методы, которые подходят к их индивидуальному развитию, умственному и духовному".

В течение более позднего периода, в Ашраме у подножия Горы, не было сделано записей о каких-либо ограничениях на условия использования вичары, в то время как она, вместе с сосредоточением на Сердце, недвусмысленно предписывалась всем, кто спрашивал о Пути. Это может вести к выводу, что в новой форме, в которой Шри Бхагаван представил ее, вичара делалась реально доступной только тем, кто, посредством его Милости, стремился использовать ее.

С другой стороны, было также замечено, поскольку для этого имелись доказательства, что лишь немногие стремились практиковать вичару. Действительно, большинство из приходящих в Ашрам и просивших разъяснений жизненных тайн или некоторой системы тренировки для очищения и усиления их характеров были столь очевидно далеки от понимания доктрины адвайты или практики садханы Самовопрошания, что поверхностному наблюдателю было трудно не почувствовать разочарования или досады той малостью утешения, которая, казалось бы, им давалась. Однако только поверхностному, ибо при более близком рассмотрении чувствовалось, что действительный ответ был не словесным, но влиянием Тишины, которая начинала пропитывать ум спрашивающего.

В своих разъяснениях Шри Бхагаван твердо придерживался конечной истины, которую признает только джняни, а именно – он оставался верным принципу, что, будучи по ту сторону различий, джняни не имеет связей и поэтому никого не называет своим учеником; но его безмолвная Милость, действующая на ум, давала тому возможность искать для себя наиболее подходящие "другие методы" своего развития, как уже было сказано при разговоре о тех, кто просто старался подчиниться и сохранять ум в покое. В словесных предписаниях необходимости не было. Каждый получал помощь, соответствующую его природе, пропорционально своему пониманию и преданности. "Милость Гуру подобна океану. Тот, кто пришел с чашкой, сможет наполнить только ее. Бесполезно сетовать на скупость океана. Чем больше сосуд приходящего, тем больше он сможет унести с собой. Все полностью зависит от него".

Пожилая француженка, мать одного из преданных, как-то посетила Ашрам. Она не понимала и не стремилась понять философию, но после визита стала искренней католичкой, хотя раньше была ею лишь номинально; и она признала, что это изменение произошло благодаря влиянию Шри Бхагавана. События, подобные этому, в большей степени составляли даваемое Махарши обучение, нежели словесные толкования.

Могло также случиться, что постоянно возрастающая Милость Шри Бхагавана со временем привязывала к нему почитателей более крепко и таким образом готовила их сердца для вичары посредством преданности. Не только почитатели, но также и более случайные посетители ощущали, каким мягким, каким лучезарным стало его лицо в последние годы. Через Любовь он вел к Знанию, так же, как вичара вела через Знание к Любви. Преданность ему поворачивала ум вовнутрь, к Атману, который он проявил, так же, как поиск Атмана внутри пробуждал неограниченную любовь Атмана, проявленного в нем.

Это было необычным для Учителя – открыто описывать методику садханы словесно и письменно, как практиковал Шри Бхагаван. Это делалось потому, что такая методика становилась эффективной только тогда, когда передавалась пользователю ее как упадеша своего Гуру. Нововведение Шри Бхагавана в этом вопросе начиналось с различной точки зрения на доступность вичары: может ли быть доступной какая-либо садхана, если она персонально не предписана Гуру?

Шри Бхагаван сам подтвердил всеобщую традицию, что методика садханы имеет силу только в том случае, если она предписана Гуру. На вопрос, принесут ли человеку пользу мантры, подобранные кое-как, Махарши ответил: "Нет, он должен быть посвящен в них".

Почему же тогда он открыто объяснял вичару и иногда даже отсылал посетителей к письменным разъяснениям в своих книгах? Единственный ответ состоит в том, что он был более чем Гуру для тех немногих, кто имел возможность физически достичь его в Тируваннамалае. Он был наделен Полномочиями, и он давал санкцию. В этот духовно темный век, когда многие ищут, а Гуру – очень редок и труднонаходим, Бхагаван Сам принял на Земле форму Садгуру, Истинного Учителя, Божественного Руководства для тех, кто внутренне повернулся к нему. Он провозгласил садхану доступной всем, кто посредством его Милости найдет ее приемлемой для себя.

Глава 15

ПОЧИТАТЕЛИ

В целом почитатели были самыми обычными людьми. Ни в коем случае их нельзя считать учеными или интеллектуалами. Фактически нередко случалось, что кое-кто, интеллектуально захваченный своими теориями, не имел успеха в осознании живой Истины и уходил, в то время как некий простой человек хотел остаться и поклоняться и, благодаря своей искренности, удостаивался Милости Бхагавана. Поскольку самовопрошание называют джняна-марга, Путем Знания, то иногда считается, что лишь интеллектуалы могут следовать ему, однако здесь подразумевается понимание сердца, а не теоретическое знание. Теоретическое, или доктринальное, знание может служить помощью, но с равным успехом может оказаться и препятствием.

Шри Бхагаван писал:

"В чем польза от учености тех, кто не пытается стереть предначертания Судьбы, вопрошая "Откуда родились мы, знающие их?" Они уподобили себя патефону. Кто они еще, о Аруначала? Неученые спасаются скорее, чем те, чье эго не смирилось, несмотря на их ученость" (Дополнение к сорока стихам, стихи 35-36).

Эти слова о стирании предначертаний Судьбы относятся к индуистскому пониманию судьбы человека, записанной на его лбу, и означают, следовательно, то же, что и выход за пределы его кармы. Они служат дальнейшим подтверждением уже сказанного в главе 5, что доктрина судьбы не убирает возможность усилия или, на самом деле, необходимость его.

Конечно, среди почитателей преобладали индуисты, но было также много и других. Никто не сделал больше для распространения в мире знания о Шри Бхагаване, чем Поль Брантон своей книгой "Поиски в скрытой Индии".

Среди постоянно проживающих в Ашраме или около него в последние годы земной жизни Шри Бхагавана были Мэйджер Чадвик, крупный, военной выправки и доброжелательный, с гремящим голосом; миссис Тальяркхан, из парсов, с властным характером и внешностью дамы большого света; С.С.Коган из Ирака, спокойный и ненавязчивый; доктор наук Хафиз Саид, отставной профессор персидского языка, с каким-то старинным очарованием мусульманской аристократии. Посетители приходили на длительные или короткие периоды из Америки, Франции, Германии, Голландии, Чехословакии, Польши, из многих стран.

Вишванатхан, один из младших родственников Шри Бхагавана, пришел в 1923 году девятнадцатилетним юношей и остался. Это было не первое его посещение, но как только он вошел в Холл, Шри Бхагаван спросил его: "Вы решили уйти от своих родителей?"

Вопрос был признанием того, что на этот раз Вишванатхан пришел, чтобы остаться. Юноша признался, что, подобно самому Шри Бхагавану, он просто написал записку, не упоминая, где его теперь искать. Шри Бхагаван заставил беглеца написать письмо, но во всяком случае отец догадался, куда исчез сын, и пришел обсудить это. Отец непредубежденно смотрел на случившееся. Он уже слышал яркие рассказы о Свами, но знал его только как одного из младших родственников в те дни, когда тот был Венкатараманом. И, конечно, с трудом представлял его Божественным. Оказавшись в святом Присутствии, тело отца юноши затрепетало от благоговения, и он упал ниц, прежде чем осознал, что случилось.

"Я не вижу прежнего Венкатарамана здесь!" – воскликнул он.

И Шри Бхагаван засмеялся: "О, тот парень! Он исчез давно".

Говоря с Вишванатханом в своей обычной юмористической манере, Шри Бхагаван однажды сказал: "Когда вы ушли из дома, то, по крайней мере, знали санскрит; когда я ушел, то не знал ничего".

Были также и другие ученики, знавшие санскрит и изучившие Писания, а среди них отставной профессор Венкатарамиах, который жил как садху и несколько лет вел дневник событий в Ашраме, и школьный учитель Сундареш Айяр, уже упоминавшийся, продолжавший работать по специальности в Тируваннамалае.

В том же году, что и Вишванатхан, пришел и Муруганар, один из крупнейших тамильских поэтов. Шри Бхагаван сам иногда ссылался на его поэмы или читал их вслух. Именно он собрал вместе "Сорок стихов" и составил книгу из них, а также написал знаменитый тамильский комментарий к ним. Музыкант Рамасвами Айяр был еще более ранним почитателем. Старше Шри Бхагавана по возрасту, он впервые пришел к нему в 1907 году. Он сочинил прекрасные песни, восхваляющие Учителя.

Рамасвами Пиллай пришел юношей прямо из колледжа в 1911 году и остался. Подобно Вишванатхану и Муруганару, он жил как садху. Но в его случае Путь проходил, пожалуй, через преданность и служение. Однажды в 1947 году во время ежедневной прогулки на гору Шри Бхагаван повредил ногу о камень. На следующий день Рамасвами Пиллай, уже поседевший, но еще крепкий, отправился делать ступеньки и тропу вверх по горному склону. Он работал в одиночку, с рассвета до заката, день за днем, пока не закончил тропу, края твердо закрепил камнем, на плоской скальной поверхности вырубил ступени, устроив их и там, где был земляной склон. Тропа была проложена как следует и тщательно, так основательно, что муссонные ливни не смыли ее до сих пор; но она и не ремонтировалась, потому что вскоре после того, как была закончена, ухудшающееся здоровье Шри Бхагавана вынудило его прекратить прогулки на Гору.

Ранга Айяр, старый школьный приятель, уже упоминавшийся ранее, никогда постоянно не жил в Тируваннамалае, но он и его семья привыкли к частым посещениям. Он учился со Шри Бхагаваном в одном классе, играл и боролся с ним и всегда пользовался большой свободой в разговорах и шутках. Когда Ранга Айяр в самом начале жизни Махарши в пещере Вирупакша пришел посмотреть, похож ли его старый друг на Свами, он сразу осознал, что стоит перед Божеством. Другое дело его старший брат, Мани. Он стоял, презрительно глядя на юного Свами, которого раньше знал как младшего по школе. Шри Бхагаван ответил взглядом, и под его влиянием Мани упал. После этого он тоже стал преданным. Один из сыновей Ранга Айяра написал большую поэму на тамили, прославляющую "брак" Шри Бхагавана с Божественным Знанием.

Это верно для всех почитателей Бхагавана. Он всегда с ними. Если они вспоминают его, он будет вспоминать их. Даже если они забудут его, он не забудет их. Тем не менее, услышать это, обращенное к тебе лично, было великим благословением.

И Адам, которому было семь, написал: "Когда я сидел в Холле, я не чувствовал себя счастливым, поэтому начал молиться и почувствовал сильное счастье; оно не походило на получение новой игрушки, просто любовь к Бхагавану и всем остальным".

Нельзя сказать, что дети часто или подолгу сидели в Холле. Когда им нравилось это, они сидели; чаще они просто играли около него.

Когда Фране, самой младшей, было семь, Адам и Китти как-то говорили о своих друзьях. У нее не было еще настоящих друзей, но она не хотела остаться в стороне и вставила, что доктор Саид – самый лучший ее друг во всем мире. Об этом рассказали Шри Бхагавану.

– А? – ответил он с поверхностным интересом.

– И ее мать спросила: "А Бхагаван?"

– А?

В этот момент он повернул голову и выказал действительный интерес.

– Франя сказала: "Бхагавана нет в этом мире".

– А!

Махарши сидел прямо, с выражением восторга, с указательным пальцем со стороны носа, в манере, которой обычно выражал удивление. Он перевел эту историю на тамили и восторженно повторил другим посетителям, вошедшим в Холл.

Позднее доктор Саид спросил девочку, где был Бхагаван, если не в мире, и она ответила: "Он – везде".

Доктор Саид все же продолжал допытываться в кораническом настроении: "А как мы можем говорить, будто он – не какой-нибудь человек в мире, подобно нам, когда видим, что он сидит на кушетке, ест, пьет и прогуливается?"

И ребенок ответил: "Давайте поговорим о чем-нибудь еще".

Шри Бхагаван отбивал охоту ко всем странностям в одежде или поведении и к любому проявлению экстаза. Уже показано, как он неодобрительно относился к желанию видений и сверхобычных сил и как он предпочитал, чтобы домохозяева прилагали духовные усилия в условиях семьи и профессиональной жизни. Он не требовал эффектных изменений в преданных, ибо такие изменения могут быть зданием без фундамента и позднее разрушатся. Действительно, иногда случалось, что какой-нибудь почитатель падал духом, совсем не видя улучшений в себе, и жаловался на отсутствие духовного продвижения. В таких случаях Шри Бхагаван мог утешить или мог резко возразить: "Откуда вы знаете, что нет прогресса?" И он обычно объяснял, что Гуру, а не ученик видит сделанный прогресс; это ученику надо настойчиво продолжать свою работу, даже хотя воздвигаемое здание может быть вне поля зрения ума. Такие условия практики могут создать впечатление трудности пути, но любовь учеников к Бхагавану и милосердие его улыбки придавали им прелесть.

Любая преувеличенность поведения, такая как мауна, или молчание, тоже не одобрялась. По крайней мере в одном случае Шри Бхагаван сделал это совершенно недвусмысленно. Услышав, что Мэйджер Чадвик намерен на следующий день провести мауну, он заговорил об этой практике, подробно критикуя ее. Махарши указал, что речь является предохранительным клапаном. Лучше контролировать речь, чем отрекаться от нее. Он высмеял людей, отказавшихся говорить языком, чтобы вместо этого говорить карандашом. Подлинная мауна – в Сердце, и есть возможность оставаться безмолвным среди речи, также как и уединенным среди людей.

Иногда, это точно, было и преувеличение. В соответствии со скрытой природой его упадеши, объясненной в предыдущей главе, Шри Бхагаван обычно редко в явной форме требовал или запрещал. Тем не менее, те, кто предпринимал что-нибудь особенное, должны были почувствовать его неодобрение, даже если и не признавались в этом себе, ибо они почти неизменно переставали приходить в Холл. Я припоминаю один такой случай, когда равновесие ума одной из почитательниц было под угрозой и Шри Бхагаван сказал совершенно определенно: "Почему она не приходит ко мне?" Необходимо знать, как тщательно он избегал давать подробные инструкции или говорить кому-либо о приходе или уходе, как искусно он парировал любую попытку заставить его делать это, каким обязывающим и каким драгоценным считалось малейшее указание его воли – для того, чтобы оценить всю значительность такого высказывания.

В этом случае почитательница не пришла и вскоре после этого помешалась. Это был не единственный случай. Несмотря на атмосферу нормальности, царившую в Холле, необычайная сила, излучаемая Шри Бхагаваном, была слишком сильна для некоторых из приходящих сюда. Было также заметно, что Шри Бхагаван иногда бранил, словно непослушного ребенка, такого человека, который позволил себе потворствовать тому, чему мог и должен был оказать сопротивление. Довольно часто внутренний бой начинал завязываться под влиянием Махарши и страдалец старался вернуться к своему обычному состоянию.

Хотя такие случаи и нужно было упомянуть для полноты картины, не следует представлять, исходя из отведенного им в книге места, что они вообще были частыми. Они всегда оставались редкими.

Трудно выделить все определенное в методах руководства Шри Бхагавана, поскольку часто можно было найти исключения. Были случаи, когда его предписания давались явно, особенно если человек мог говорить с ним один на один. Ананту Нарайяна Рао, отставного хирурга-ветеринара, построившего дом около Ашрама, неоднократно срочно вызывали в Мадрас к зятю, который был серьезно болен. Однажды он получил телеграмму по этому поводу и, хотя стоял уже поздний вечер, принес ее прямо к Шри Бхагавану. В предшествующих встречах Махарши никогда не уделял ему много внимания, но на этот раз сказал: "Да, да, вы должны ехать". И начал говорить о незначимости смерти. А.Н.Рао пошел домой и сказал жене, что на этот раз болезнь должна быть смертельной. Они прибыли в Мадрас за несколько дней до того, как зять А.Н.Рао скончался.

Время от времени кто-то слышал также и более живые примеры, такие, как рассказ о преданном, получившем предписание использовать имя "Рамана" для непрерывного повторения, но о них никогда много не говорили.

Обычно преданный должен был сам принять решение и затем объявить его в виде опыта. Это решение было частью садханы. Если оно оказывалось правильным, то могло вызвать улыбку одобрения, от которой сердце пело, и, возможно, краткое словесное согласие. Если решение не одобрялось, то это также обычно было заметно. Один домохозяин однажды объявил свое решение уехать из Тируваннамалая в какой-то другой город, где он мог получить лучше оплачиваемую работу. Шри Бхагаван рассмеялся: "Каждый человек свободен планировать". Этот план не удался.

Махарши обладал такой полнотой свободы от эго, что мог говорить о своих собственных действиях или вышучивать их так же естественно и безличностно, как и когда это касалось других.

Уж такова природа человека, что были и почитатели, просившие Шри Бхагавана о помощи и защите в делах житейских. Принимая другую точку зрения, они считали его своим отцом и матерью и обращались к нему, когда бы им ни угрожала любая беда или опасность. Обычно они или писали письмо, рассказывая об этом, или просто молились ему, где бы ни находились. И их молитвы получали ответ. Беда или опасность обычно отвращались или, в случаях, где такое было невозможно или бесполезно, на них изливались Покой и сила духа, чтобы помочь выдержать испытание. Помощь приходила к ним самопроизвольно, без волевого вмешательства со стороны Шри Бхагавана. Это не означает, что она вызывалась просто верой преданного; она была обусловлена Милостью, которая истекала из него в ответ на веру.

Некоторых почитателей ставило в тупик такое использование силы без участия собственной воли и иногда даже без мысленного знания условий жизни преданного. Дэвараджа Мудальяр записал, как он однажды спросил Шри Бхагавана об этом.

Шри Бхагаван очень редко умышленно использовал сверхъестественные силы. Кроме того, если он это делал, то так же скрытно, как и свое посвящение, и упадешу. В последние годы среди служителей был один домохозяин, Раджагопал Айяр. У него имелся сын, которого он назвал Раманой, приятный малыш, привыкший ежедневно бегать к Шри Бхагавану и падать ниц перед ним. Однажды вечером, после того как почитатели разошлись на ночь, ребенка укусила змея. Раджагопал Айяр поднял его и побежал прямо в Холл. Но ребенок уже посинел и задыхался. Шри Бхагаван провел над ним руками и сказал: "Ты здоров, Рамана". И мальчик поправился. Раджагопал Айяр рассказал о случившемся нескольким почитателям, но об этом говорили мало.

Хотя просьба о благодеяниях и доверие Шри Бхагавану – защита преданного и его благополучие – незаметно переходили друг в друга, но различие между ними должно быть сделано. Последнее он, конечно, одобрял. Кто бы ни сбросил на него бремя забот о своем благополучии, Махарши принимал его. В адресованном Аруначале гимне "Гирлянда супружеских посланий" он писал, изображая отношение ученика к Гуру: "Не Ты ли позвал меня войти? Я вошел, и мое содержание теперь – Твоя ноша". Однажды, отвечая на просьбу преданного, Шри Бхагаван выбрал сорок два стиха из Бхагавад-Гиты и расположил их в определенной последовательности, чтобы выразить свое учение. Среди них был и следующий стих:

Я укрепляю и защищаю благополучие тех, кто, медитируя на Мне,
Почитает Меня одного, всегда пребывая в настрое преданности.

На духовном Пути могут быть жестокие испытания и периоды слабости веры, но преданный, который уверовал в Шри Бхагавана, всегда находится под его присмотром.

Глава 16

НАПИСАННОЕ

Полное собрание произведений Шри Бхагавана очень невелико по объему, и даже в нем почти все работы написаны, чтобы удовлетворить определенные нужды преданных. Дэвараджа Мудальяр записывает в дневнике, как Шри Бхагаван говорил на эту тему с одним из посетителей, поэтом.

Махарши продолжал описывать в характерной для него живой манере, как он сочинил "Восемь строф".

"На следующий день я собрался идти вокруг Горы. Паланисвами шел за мной, и после того как мы уже прошли некоторое расстояние, Айясами, по-видимому, отозвал его назад и дал ему карандаш и бумагу, говоря: "Вот уже несколько дней как Свами ежедневно сочиняет по одному стихотворению. Он может с таким же успехом делать это и сегодня. Поэтому тебе лучше взять бумагу и карандаш с собой".

Многие поэты сочиняли в честь Шри Бхагавана стихи на различных языках. Самыми выдающимися среди них были Ганапати Шастри, писавший на санскрите, и Муруганар – на тамили. Хотя в цитированном выше разговоре Шри Бхагаван высказывался против писания стихов как растрачивания энергии, которая могла быть повернута вовнутрь для садханы, он слушал милостиво и выказывал интерес, когда стихи распевались перед ним. О Шри Бхагаване были написаны также книги в прозе и статьи, и он, бывало, часто читал их вслух и переводил, чтобы все могли понять. Поражающей была необычайная безличность его интереса, искренняя, как у ребенка, наивность последнего.

О двух прозаических сочинениях можно определенно сказать, что они написаны Шри Бхагаваном. В течение первых лет жизни в Вирупакше, когда Махарши еще сохранял молчание, он написал для Гамбирама Сешайяра наставления по различным вопросам. После смерти Сешайяра они были приведены в порядок и опубликованы в форме книги под названием "Самовопрошание". Подобным образом его ответы, данные в тот же период Шивапракашаму Пиллаю, были расширены и упорядочены в форме отдельного сочинения "Кто я?" Другие прозаические произведения, опубликованные Ашрамом, написаны не Махарши. Это записи устных разъяснений, которые Шри Бхагаван давал в ответ на вопросы, и поэтому все они имеют форму диалога.

Его поэтические произведения распадаются на две группы: те, которые выражают, скорее, подход бхакти, то есть дышат любовью и преданностью, и те, которые излагают его учение. Первую группу составляют "Пять гимнов Шри Аруначале", все написанные в период пребывания в пещере Вирупакша. Элемент Преданности в них не подразумевает какого-либо отказа от адвайты, но совершенно сплавлен с Знанием. Эти гимны отражают точку зрения стремящегося, или преданного, даже хотя тот, кто написал их, уже прочно установился в высочайшем Знании. Именно по этой причине они так мощно затрагивают сердце преданного.

Два гимна уже упоминались – "Восемь строф" и "Одиннадцать строф". В последнем Шри Бхагаван не только писал с позиции духовного практика, но и фактически использовал выражение: "Человек, не достигший Высочайшего Знания". Желая ясного подтверждения, один из почитателей, А.Бозе, спросил Махарши, почему он так написал, написано ли это с точки зрения преданных и ради них. И Шри Бхагаван согласился, что так оно и было.

Слезы экстаза струились по его лицу, когда он писал, иногда ослепляя и лишая голоса. Эта поэма стала замечательным источником благочестивого вдохновения преданных. Все труды стремления (к Освобождению) и всё блаженство осуществления отражены в ее пылком символизме. Совершенство Знания сочетается с экстазом преданности. И все же эта самая прочувствованная из его поэм была написана с точки зрения преданного, человека, который еще ищет. Она также имеет форму акростиха, ибо ее сто восемь стихов начинаются с последовательных букв тамильского алфавита. Тем не менее никакая поэма не может быть более непринужденной. Некоторые почитатели просили Шри Бхагавана дать толкование ряду ее стихов, и он ответил: "Вы продумайте их до конца, и я сделаю то же. Я не думал, пока сочинял их. Я просто писал, когда они приходили".

Существует древняя легенда, что компания риши, или мудрецов, живущих со своими семьями в лесу, практиковала кармы, то есть ритуальные и благочестивые действия и повторение священных слогов, или мантр. Этим они достигли сверхъестественных сил и надеялись в конце концов получить высочайшее Освобождение. В этом, однако, они заблуждались. Чтобы привести их к осознанию ошибки, Шива появился перед ними как нищий, сопровождаемый Вишну, который принял маску Мохини – красавицы. Все риши влюбились в Мохини, а их жены – в Шиву, и дело кончилось тем, что невозмутимость мудрецов была нарушена, а их силы начали убывать. Видя это, они решили, что Шива – враг, с помощью магии вызвали змей, тигра и слона, которых и направили против него. Шива, однако, просто взял змей себе на гирлянду и, убив тигра и слона, использовал кожу тигра как набедренную повязку, а кожу слона как плед.

После этого риши, признавая его большую силу, пали ниц перед ним и умоляли дать им упадешу, или руководство. Только тогда Шива объяснил, в чем состояла их ошибка. Он учил, что действие не может принести освобождение от действия, что карма – механизм, а не причина творения, и что необходимо подниматься от действия к созерцанию.

Поэт и почитатель Муруганар изложил эту историю в стихах на тамили, но когда дошел до места, где Шива дает мудрецам наставление, то стал просить Бхагавана написать его. Ведь Махарши был воплощенный Шива! После этого Бхагаван сочинил Упадeша Сaрам, или "Наставление в тридцати стихах". Здесь, начав с благочестивой и бескорыстной деятельности, он объясняет, что, при всей пользе благотворительности, словесное повторение мантр является более эффективным, причем безмолвное повторение более эффективно, чем произнесение вслух, а еще более действенно размышление. Шри Бхагаван перевел "Тридцать стихов" на санскрит, и этот санскритский текст рассматривается как священное Писание: при жизни Шри Бхагавана его ежедневно пели перед ним вместе с Ведами и сейчас так же поют перед его надгробием.

Доктрина, которой учил Шри Бхагаван, наиболее исчерпывающим образом сформулирована в этой поэме и в Улладу Нaрпаду, или "Сорок стихов о Реальности", вместе с ее "Дополнением" еще из сорока стихов.

Кроме этих двух групп произведений есть также и несколько коротких поэм. В них нет нехватки юмора. Одна из поэм содержит наставления для садханы, символически представленные в виде рецепта для приготовления поппадума, излюбленного южноиндийского кушанья. Мать Шри Бхагавана готовила его однажды и попросила помочь. После этого он спонтанно написал для нее этот символический рецепт.

Поэт Аввайяр однажды написал жалобу на желудок: "Ты не можешь даже день обойтись без пищи и тебе не набрать ее в достатке сразу на два дня. Ты не представляешь, как я мучаюсь из-за тебя, о несчастный желудок! Невозможно поладить с тобой!"

Однажды в Ашраме было празднество и все более или менее переели. Тут Шри Бхагаван и спародировал строфу Аввайяра. "Ты не даешь даже часа покоя мне, твоему желудку. День за днем, ежечасно ты продолжаешь есть. Ты не представляешь, как я страдаю, о эго, творящее горе! Невозможно поладить с тобой".

Пять стихов об Атмане

В 1949 году в Ашрам прислали какой-то тамильский перевод, возможно, не самый совершенный, и вскоре после этого Шри Бхагаван сам почувствовал потребность сделать его. В течение нескольких дней он игнорировал ее, но слова перевода вставали перед ним, стих за стихом, словно уже написанные. Поэтому он попросил бумагу, карандаш и записал их. Таким совершенно не стоящим усилий оказалось это занятие, что Махарши сказал, смеясь, будто опасается прихода какого-то другого автора, который предъявит претензию, что работа в действительности принадлежит ему и была просто скопирована.

Среди произведений Шри Бхагавана есть также компиляция из сорока двух стихов Бхагавад-Гиты, которые, по просьбе одного из преданных, он отобрал и расположил в такой последовательности, чтобы выразить свое учение. Она была переведена на английский под названием "Божественная Песнь".

Глава 17

МАХАСАМАДХИ, ИЛИ СМЕРТЬ ТЕЛА МУДРЕЦА

За несколько лет перед кончиной тела, по крайней мере с 1947 года, здоровье Шри Бхагавана стало вызывать тревогу. Ревматизм не только повредил его ноги, но поразил также спину и плечи. Даже кроме этого создавалось впечатление большой слабости, хотя сам он отказывался замечать ее. Чувствовалось, что он нуждается в более питательной диете, чем пища в Ашраме, но он никогда не соглашался принимать что-нибудь особое.

Было много знаков, всегда незаметных, как, даже физически, Шри Бхагаван нес это бремя. Некий почитатель по имени Кришнамурти рассказал в одном тамильском журнале, издаваемом Джанаки Аммой, тоже преданной Бхагавана, как он однажды пришел и сел в Холле, страдая от сильной боли в указательном пальце. Он никому ничего не говорил, но, к своему удивлению, увидел, как Шри Бхагаван взял этот палец, растер собственной рукой, и боль исчезла. Многие другие получили похожее облегчение.

Для Шри Бхагавана жизнь на земле не была сокровищем, которое нужно экономить; ему было безразлично, сколько она продлится. Однажды в Холле обсуждали, как долго он проживет. Некоторые цитировали астрологов, говоря, что он будет жить до восьмидесяти; другие или отрицали точность астрологии, или сомневались в ее применимости к Шри Бхагавану, у которого не было кармы, подлежащей отработке. Он слушал дискуссию улыбаясь, но не принимая в ней участия. Какой-то новоприбывший, озадаченный этим, спросил: "Что Шри Бхагаван думает об этом?" Махарши не ответил, но одобрительно улыбнулся, когда Дэвараджа Мудальяр ответил за него: "Бхагаван не думает об этом". Весь последний год его жизни служил иллюстрацией этого. Преданные горевали над страданием и страшились угрожающей смерти; он – нет.

В самом начале 1949 года маленькое узелковое утолщение появилось ниже локтя его левой руки. Узелок не посчитали серьезным, но в феврале врач Ашрама удалил его. В течение месяца он возобновился, увеличенный и более болезненный, и тогда его диагностировали как злокачественную опухоль, что вызвало общее смятение. Ближе к концу марта прибыли врачи из Мадраса и провели операцию. Рана как следует не зажила, и опухоль вскоре начала расти снова, в стороны и в высоту.

С этого времени в Ашраме установилась атмосфера трагедии и неизбежности развития событий. Врачи общепринятой медицины поставили в известность, что они не могут лечить такую опухоль, а могут лишь оперировать. Но при этом она может вернуться снова, несмотря на лечение радием, и, если это произойдет, в конце концов окажется роковой. Представители других школ медицины полагали, что могут лечить злокачественную опухоль, а операция только приведет к ее возврату в худшей форме, как в действительности и случилось, но им не разрешили попробовать свои силы вовремя.

Когда опухоль вернулась после мартовской операции, доктора предложили руку ампутировать. Однако существует традиция, что тело джняни не должно увечиться. Действительно, его нельзя прокалывать металлическим предметом, и даже операция была нарушением традиции. Шри Бхагаван подчинился врачам и согласился на операцию, но он отказался от ампутации. "Нет причины для волнения. Тело само есть болезнь; пусть оно имеет свой естественный конец. Зачем увечить его? Простой перевязки достаточно".

Его фраза: "Нет причины для волнения" вселяла надежду, что он выздоровеет, несмотря на последующие слова и несмотря на мнение медиков. Но для него смерть не была причиной для волнения.

Махарши также сеял семена надежды словами: "Все придет в порядок в должное время". Но в действительности это нам надо сознавать правильность случившегося; он никогда не сомневался в этом.

"Пусть тело, результат плодоносящей кармы, остается спокойным или перемещается с места на место, живет или умирает, – Мудрец, постигший Атмана, не сознает этого, подобно тому как пьяный не сознает своей одежды".

Страдал ли Шри Бхагаван на самом деле? Он сказал одному из преданных: "Они принимают это тело за Бхагавана и приписывают страдание ему. Какая жалость!" А одному из служителей он сказал: "Где находится боль, если ума нет?" И все же он проявлял нормальные физические реакции и обыкновенную чувствительность к теплу и холоду, и один из преданных, С. С. Коган, записывает сказанное им годами раньше: "Если рука джняни порезана ножом, то боль будет, как и у кого-либо еще, но, поскольку его ум находится в блаженстве, он не чувствует боль так остро, как другие". Это не означает, что тело джняни не страдает от раны, но что он не отождествляет себя с телом.

Врачи и некоторые из служителей были убеждены, что на месте опухоли боль была и на более поздних стадиях она была мучительной. Действительно, докторов поражало равнодушие Шри Бхагавана к боли, его полная невозмутимость, даже во время операции.

Вопрос о его страдании, подобно вопросу о нашей карме, существует только с точки зрения двойственности; с его точки зрения, точки зрения адвайты, ни то, ни другое не имеет какой-либо реальности. Именно в этом смысле он не раз говорил преданным: "Я болею, только если вы думаете, что я болею; если вы думаете, что я здоров, я буду здоров". Пока преданный верил в реальность собственного тела и его страдания, до тех пор для него тело Учителя было реальным и страдало также.

Через неделю или две после мартовской операции одному из деревенских травников разрешили попробовать свое лечение, но оно не привело к исцелению. Шри Бхагаван сказал другому кандидату в целители, который был оставлен без внимания: "Я надеюсь, что вы не обиделись, ведь вы так много хлопотали со своими лекарствами". Никогда никакой мысли о собственных обстоятельствах, а только предупредительность к тем, кто хотел лечить его, и лояльность к любым командам врача. Изредка он протестовал против того громадного внимания, которым награждалось его тело.

Несколько раз, когда появлялись признаки улучшения, он заявлял, что больше лечения не хочет.

Опухоль, теперь диагностированная как саркома, подтачивала маленький остаток его жизненности. И все же, даже хотя Шри Бхагаван слабел, его лицо становилось более мягким, более милостивым, более лучезарно прекрасным. Временами было почти мучительно смотреть на его красоту.

Рука была тяжелой, воспаленной, и опухоль росла. Время от времени он допускал признание: "Есть боль", но никогда не говорил: "У меня боль". В августе выполнили третью операцию и рану облучали радием, надеясь уничтожить пораженные ткани и предотвратить возвращение опухоли. В тот же день после полудня, через несколько часов после операции, Шри Бхагаван был настолько милостив, что сел на веранду аптеки, где она проходила, так, чтобы преданные могли пройти гуськом и иметь даршан. Можно было видеть, что он истощен, но признака страдания на его лице не было. Я приехал на день из Мадраса и, когда стоял перед ним, в сиянии его улыбки даже истощение не замечалось. В полдень следующего дня он возвратился в Холл, чтобы не создавать неудобств другим пациентам, занимая аптеку.

Он питал безграничную жалость к тем, кто убивался его страданием, и старался облегчить их горе, но не легким способом – удалением страдания и отсрочкой смерти еще на несколько лет, а фундаментально – побуждая их осознать, что тело не было Бхагаваном. "Они принимают это тело за Бхагавана и приписывают страдание ему. Какая жалость! Они пали духом из-за того, что Бхагаван собирается оставить их и уйти. Куда может он уйти и как?"

Джаянти пришелся на 15 января 1950 года. Печальные толпы собрались на этот его семидесятый день рождения, который, большинство сейчас чувствовало, был последним. Он дал даршан и выслушал множество новых стихотворений, сочиненных в его честь. Некоторые он прочел от начала и до конца. Из города пришел храмовый слон, простерся перед Махарши и коснулся хоботом его ног. Некоему Рани из Северной Индии разрешили снять эту сцену кинокамерой. Состоялось празднество, но с подтекстом печали от ожидания несчастья.

Многие уже чувствовали, что оно было делом дней или недель. Теперь, когда положение было объявлено безнадежным, Шри Бхагавана попросили самому сказать, какое лечение следует попробовать. Он ответил: "Разве я когда-либо просил о каком-нибудь лечении? Это вы хотели для меня того и этого, так что вам и надо согласовать все между собой. Если меня спрашивают, я всегда отвечаю, как и говорил с самого начала, что ни в каком лечении нет необходимости. Пусть все развивается своим чередом".

Только после этого попробовали гомеопатию, а затем и аюрведу, но было уже слишком поздно.

Шри Бхагаван придерживался своего обычного ежедневного распорядка, пока это не стало физически невозможным. За час до восхода солнца он принимал утреннюю ванну, в установленные часы, утром и вечером, садился в постели и давал даршан, просматривал переписку Ашрама и читал оттиски публикаций Ашрама, часто высказывая мысли. После января он стал слишком слаб, чтобы сидеть в Холле и давать даршан. Через дорогу, как раз к востоку от Холла, построили небольшую ванную комнату с прихожей, и последние дни он оставался там. Здесь была маленькая тесная веранда на открытом воздухе, где установили его кушетку, и вплоть до самого конца почитатели, которых его болезнь сотнями привела в Тируваннамалай, все еще имели даршан. Махарши не допускал никакого перерыва в давании даршана, пока это было еще возможно. Обычно утром и после полудня преданные сидели перед верандой, глядя ему в лицо. Позже, когда Шри Бхагаван стал слишком слаб для этого, они гуськом проходили мимо открытой двери его комнаты, утром и вечером. Однажды состояние Махарши вызвало тревогу и даршан прекратили, но как только он смог заметить это, то выразил неудовольствие и приказал возобновить его.

Группа почитателей ежедневно пела молитвы и песни преданности за его выздоровление. Шри Бхагавана спросили об их действенности, и он ответил, улыбаясь: "Конечно, желательно заниматься добрыми делами. Пусть они продолжают".

Опухоль вернулась как раз над незажившей раной. Теперь она была вверху, около плеча, и весь организм был отравлен, так что наступила жестокая анемия. Врачи говорили, что боль должна быть страшной. Любую пищу Шри Бхагаван мог принимать только с трудом. Изредка он стонал во сне, но не подавал других признаков боли. Время от времени из Мадраса приезжали врачи осмотреть его, и он был вежлив и гостеприимен как всегда. До самого конца его первым вопросом был, накормили ли их и хорошо ли о них заботились.

Его чувство юмора также сохранилось. Махарши, бывало, подшучивал над опухолью, словно она была чем-то, что к нему отношения не имеет. Какая-то женщина, в горе, билась головой о столб недалеко от его комнаты. Он взглянул удивленно и сказал: "О, я думал, что она пытается расколоть кокос".

Разговаривая со служителями и Т.Н.Кришнасвами, врачом и преданным, он объяснил: "Тело подобно банановому листу, на котором поданы все виды восхитительной пищи. После того как мы съели с него всю пищу, разве мы берем лист с собой и сохраняем его? Разве мы не выбрасываем его, поскольку он сослужил свою службу?"

По другому поводу он сказал служителям: "Кто должен нести это бремя тела даже после того, как оно требует помощи во всем? Разве вы предполагаете, что я понесу этот груз, для переноски которого нужны четыре человека?"

А некоторым из преданных Шри Бхагаван сказал: "Предположим, вы идете на дровяной склад, покупаете вязанку дров и нанимаете слугу донести ее до вашего дома. Когда вы идете с ним, он будет озабоченно ожидать своего места назначения, чтобы можно было сбросить свою ношу и получить облегчение. Точно так же джняни стремится сбросить свое смертное тело". И затем он уточнил разъяснение: "Это толкование правильно настолько, насколько оно работает, но, строго говоря, даже оно не вполне точно. Джняни даже не жаждет лишиться тела; он одинаково безразличен к существованию или несуществованию тела, так как почти не сознает его".

Было трудно отказаться от надежды, что, даже если доктора потерпели неудачу, он еще сможет устранить болезнь своей собственной силой. Один из преданных умолял его хотя бы раз подумать о желательности выздоровления, так как этого было бы достаточно, но он ответил почти презрительно: "Кто может иметь такую мысль?"

И другим, просившим его просто повелеть себе выздороветь, Махарши сказал: "Кто здесь есть, чтобы велеть это?"

"Другой", или индивидуальность, что могла противостоять ходу судьбы, больше не существовала в нем. Она была "несуществующим несчастьем", от которого Шри Бхагаван избавился.

Некоторые из преданных считали его выздоровление основой их собственного благоденствия. "Что станет с нами без Бхагавана? Мы слишком слабы, чтобы присматривать за собой, мы во всем зависим от его Милости". И он отвечал: "Вы придаете слишком большое значение телу", ясно намекая, что смерть его тела не прервет Милости и руководства.

В том же настрое Махарши сказал: "Они говорят, что я умираю, но я не ухожу. Куда я ухожу? Я здесь".

Миссис Тальяркхан, почитательница из парсов, взмолилась ему: "Бхагаван! Отдайте мне эту болезнь. Позвольте мне нести ее!" И он ответил: "А кто дал ее мне?"

В четверг, 13 апреля, врач в качестве полумеры предложил Шри Бхагавану уменьшить перегруженность легких кровью, но он отказался от этого. "Здесь нет никакой необходимости; все будет в порядке в течение двух дней".

Той ночью он приказал своим служителям уйти и спать или медитировать, а его оставить одного.

В пятницу врачи и служители уже знали, что это был последний день. Утром он снова приказал им идти и медитировать. Около полудня, когда ему принесли жидкую пищу, он спросил, пунктуальный как всегда, который час, и затем добавил: "Но впредь время не имеет значения".

Деликатно выражая признательность за долгие годы их служения, Шри Бхагаван сказал служителям: "У англичан есть слово "благодарю", но мы только говорим сантошам (мне очень приятно)".

Утром огромная толпа колонной проходила мимо открытого дверного проема, безмолвно, в печали и с мрачным предчувствием, и вечером час снова, от четырех до пяти. Все видели, что измученное болезнью тело сократилось, ребра выдавались, кожа почернела: это был жалкий след боли. И, однако, в то же время в течение тех последних немногих дней каждый преданный получил прямой, светящийся, проникающий взгляд узнавания, который переживался каждым как прощальный дар Милости.

В тот вечер после даршана почитатели не разошлись по домам. Горестное предчувствие удерживало их здесь. Незадолго перед заходом солнца Шри Бхагаван приказал служителям посадить его. Они уже знали, что каждое движение, каждое прикосновение причиняло боль, но Махарши просил их не беспокоиться об этом. Он сидел, а один из служителей поддерживал его голову. Врач начал давать ему кислород, но знаком правой руки Шри Бхагаван предложил убрать его. В маленькой комнатке собралось около двенадцати человек, включая служителей и врачей.

Неожиданно одна из групп почитателей, сидящих на веранде снаружи комнаты, начала пение "Аруначала-Шива". Услышав это, Шри Бхагаван открыл глаза, и они засияли. Он на мгновение улыбнулся с неописуемой нежностью. Из наружных уголков его глаз покатились слезы блаженства. Еще один глубокий вздох, и больше ничего. Не было ни борьбы, ни спазма, ни другого признака смерти: только следующее дыхание не появилось.

После начального оцепенения разразился исступленный взрыв горя. Тело, в сидячей позе, вынесли на веранду. Мужчины и женщины столпились перед оградой веранды, чтобы видеть. Какая-то женщина упала в обморок. Другие громко рыдали.

Тело, украшенное гирляндами цветов, поставили на кушетку Нового Холла, и почитатели столпились там и сели вокруг него. Ожидалось, что в самадхи лицо будет подобным скале, но оно оказалось настолько отмеченным болью, что это сжимало человеческое сердце. Только постепенно в течение ночи атмосфера непостижимого спокойствия возвращалась к нему.

В течение ночи бодрствования нужно было решить, как произвести захоронение. Считалось, что тело может быть захоронено в Новом Холле, но многие преданные противились этой идее. Они чувствовали, что Новый Холл был, в известном смысле, приложением к Храму (Матери), и создание здесь святыни Шри Бхагавана казалось им подчинением ее святыне Матери, изменяющим истинный порядок вещей. На следующий день, по общему соглашению, в пространстве между Старым Холлом и Храмом выкопали яму и тело захоронили с божественными почестями. Толпа, в которой от тесноты было не повернуться, наблюдала в безмолвном горе. Нет больше любимого лица, нет больше звука его голоса... С этого времени лингам из полированного черного камня – символ Шивы – над его могилой стал внешним знаком Присутствия, а внутренним – его следы в сердце.

Глава 18

ПРОДОЛЖАЮЩЕЕСЯ ПРИСУТСТВИЕ

Толпы рассеялись, и Ашрам казался покинутым местом, словно камин с погаснувшим огнем. И тем не менее здесь не было исступленного горя и отчаяния, которые часто следуют за уходом духовного Учителя с земли. Обычное состояние жизни, как и объявил ранее Махарши, все еще продолжалось. Стало очевидным, что забота и сострадание Шри Бхагавана подготовили его преданных к этому. Несмотря на это, в течение тех первых дней и недель тяжелой утраты немногие имели желание оставаться в Тируваннамалае, а некоторые, имевшие его, просто не могли этого сделать.

Несколько человек из тех, чья преданность искала выражения в действии, образовали комиссию для управления Ашрамом. Ниранджянананда Свами согласился работать с ними, а они, со своей стороны, согласились считать его постоянным президентом этой комиссии. Другие почитатели формировали группы, или сабхи, в различных городах, где они жили, проводя регулярные встречи.

К несчастью, нельзя сказать, что не было тех, кто мутил воду или пытался завоевать выдающееся положение для себя. Так всегда случается, когда духовный Учитель покидает тело, но, по крайней мере, таких здесь оказалось мало, и большая часть преданных оставалась непоколебимой.

Завещание, формулирующее, как Ашрам должен действовать, когда Учителя больше не будет в теле, было составлено заранее, за много лет до этого. Группа почитателей принесла текст Шри Бхагавану, он очень внимательно прочитал и одобрил, после чего все присутствующие подписались как свидетели. Вкратце, завещание оговаривало, что пуджа (ритуальное почитание) должна выполняться над его могилой и матери, что следует содержать семью сына Ниранджянананды Свами и что духовный центр в Тируваннамалае должен поддерживаться. Позднее были попытки составить несколько отличное от этого завещание, но Шри Бхагаван никогда его не рассматривал.

Есть еще один важный пункт – большое духовное наследство и обязательство по нему. Почитатели вносят сюда свою лепту соответственно их природе и способности. Некоторые только сидят в безмолвной медитации или просто приходят, когда обстоятельства позволяют, получить утешение и излить преданность и благодарность своих сердец. Они – ученики того Учителя, который сказал: "Лекции могут часами занимать людей, не улучшая их; Безмолвие, с другой стороны, постоянно и помогает человечеству в целом". Даже хотя их медитация и не достигает по силе громадной духовной Тишины Бхагавана, она не только получает, но и передает его Милость, и ее результат обеспечен. А если несколько человек поклоняются или медитируют вместе, то результат накапливается.

Другие почитатели словесно или пером помогают зарождению духовного интереса, который может созреть в более глубокое понимание.

В Новом Холле установили статую Шри Бхагавана. Установка статуи была одним из пунктов Завещания, но долго не могли найти скульптора, чтобы произведение удовлетворяло всем требованиям. Он должен был чувствовать тайну Шри Бхагавана, быть вдохновленным им, так как дело состояло не в передаче человеческих черт, а Божественной силы и красоты, что сияли через него.

Освящены не только помещения Ашрама, но и всё по соседству кругом. Пребывающий здесь Покой окружает и распространяется: не инертное спокойствие, а вибрирующая радость. Сам воздух благоухает его Присутствием.

Верно, его Присутствие не ограничивается только Тируваннамалаем. Такого никогда не было. Преданные, где бы они ни были, находят его Милость и поддержку, его внутреннее Присутствие не просто сильно действующими, но даже более могущественными, чем раньше. И все же сейчас, как и до махасамадхи, утешение, получаемое от приезда в Тируваннамалай, западает в душу, а красоту пребывания здесь трудно описать.

Известны святые, обещавшие вернуться на землю и возобновить руководство учениками в жизни после жизни, но Шри Бхагаван был совершенным джняни, в котором не было даже того следа эго, что могло требовать перерождения. И почитатели понимали это. Его обещание было совершенно иным. "Я не ухожу. Куда я ухожу? Я здесь". Даже не "Я буду здесь", а "Я здесь", так как для джняни нет изменения, нет времени, нет различия между прошлым и будущим, нет ухода, только вечное "Теперь", в котором уравновешено все время, и всеобщее, не имеющее протяженности, "Здесь". Он утверждал свое продолжающееся, непрерываемое Присутствие, свое непрерывное руководство. Много лет назад он сказал Шивапракашаму Пиллаю: "Тот, кто завоевал Милость Гуру, несомненно будет спасен и никогда не будет покинут". И когда во время последней болезни преданные говорили, будто он покидает их, и ссылались на свою слабость и продолжающуюся потребность в нем, Махарши, как уже отмечалось, резко возразил: "Вы придаете слишком большое значение телу".

Они быстро обнаружили, насколько это соответствовало истине. Более чем когда-либо он стал Внутренним Гуру. Те, кто положились на него, теперь чувствовали его руководство более действенно, более убедительно. Их мысли прикованы к нему более постоянно. Вичара, ведущая к Внутреннему Гуру, более податлива и растет легче. Медитация приносит более непосредственный поток Милости. Влияние действий, хороших и скверных, одинаково, более мягкое и сильное.

После первого шока тяжелой утраты преданные снова начали тянуться в Тируваннамалай. Продолжающееся Присутствие чувствовали не только люди интроспективного типа, практики вичары, пути Самовопрошания. Один из почитателей, Т.Н.Кришнасвами, считал себя связанным с Шри Бхагаваном только личной любовью и преданностью. После махасамадхи он, полный скорби, сказал: "Для людей, подобных мне, все кончено". Через несколько месяцев, возвращаясь из поездки в Тируваннамалай, он говорил: "Даже в прежнее время там никогда не было такого Покоя и красоты, как теперь". И не только искатели на Пути Знания чувствовали продолжение внутреннего руководства. Оно есть немедленный ответ на преданность.

Почитатели всегда напоминали большую семью, но сейчас чувство взаимного братства созрело. Они собирались в Старом Холле и обсуждали наставления Шри Бхагавана, обменивались воспоминаниями, делились своими переживаниями и высказываниями Шри Бхагавана, говорить о которых никто не чувствовал потребности прежде.

Тайна Горы Аруначалы тоже стала более доступной. Прежде многие не чувствовали ее силы, для них она оставалась просто кучей скал, земли и кустарников, словно любая другая. Миссис Тальяркхан, почитательница, уже упоминавшаяся в предыдущих главах, однажды сидела на Горе со своим гостем, беседуя о Шри Бхагаване. Она сказала: "Бхагаван – это живой Бог, и на все наши молитвы приходит ответ. Таков мой опыт. Бхагаван говорит, что эта Гора – Бог Сам. Я не могу все это понять, но так говорит Бхагаван, и поэтому я верю этому". Ее друг, мусульманин, в котором еще сохранились изысканные традиции персидской культуры, ответил: "Согласно нашим персидским верованиям я соглашусь, если будет знак – пойдет дождь". Почти сразу прошел ливень, и они спустились с Горы промокшие и рассказали эту историю.

Но со времени, когда Дух оставил тело и яркая звезда медленно проследовала в направлении Горы, преданные почувствовали более непосредственно, что здесь – святая земля. Они признали в этом таинство Бхагавана.

Древняя традиция свидетельствует, что Гора Аруначала исполняет желания, и паломники столетиями приходили сюда, молясь о получении благ. Но те, кто чувствовал ее Покой более глубоко, ничего не просили, ибо Путь Аруначалы есть Путь Бхагавана, освобождающий человека от желаний. И в этом состоит великое исполнение.

"Когда я подошел ближе, глядя на Тебя, как имеющего форму, Ты стоишь как Гора на земле. Тот, кто ищет Твою форму как бесформенность, напоминает человека, путешествующего по земле в поисках бесформенного пространства. Пребывать без мысли о Твоей природе значит утратить свою индивидуальность подобно соляной кукле, погруженной в океан. Когда я пришел осознать, кто я, то что еще (кроме Тебя) есть моя суть, о Ты, стоящий как вздымающаяся Гора Аруны?" (из "Восьми строф Шри Аруначале").

Такое притяжение чувствовали не только те, кто был здесь до махасамадхи и видел красоту Шри Бхагавана в его телесной форме. Для них это неоценимое Счастье, но и остальные тоже притягиваются к нему, к Аруначале. Будет достаточно упомянуть два таких случая. Мисс Хоувс после прочтения книги "Поиски в скрытой Индии" Поля Брантона четырнадцать лет ждала возможности отъезда. Обстоятельства сложились благоприятно лишь после махасамадхи. Она бросила работу и продала свои пожитки, чтобы собрать требуемые деньги. В Ашраме она смогла оставаться только несколько недель, но, чувствуя Милость его Присутствия, рассказывала: "Я думала, что разочаруюсь, когда узнала, что он умер. Но этого не случилось. Ради одного мгновения пребывания здесь стоило преодолеть все препятствия. Сейчас я только жду того дня, когда вернусь снова".

Возвращение – в руках Бхагавана. Теперь, как и раньше, он притягивает к себе в Тируваннамалай тех, кого пожелает. После переживаний первого посещения мисс Хоувс была уверена, что дома она легко найдет новую работу, но в то время так не получилось. Неделя шла за неделей, а ничего подходящего не подворачивалось. Затем она узнала о хорошей вакансии, прошла собеседование и ей сказали, что она может оформляться, если захочет, но работать придется в Индии. Таким образом ее возвращение оказалось легким.

Доктор Д.Д.Ачарья оставил работу врача после длительной и успешной практики в Центральной Индии и решил посвятить вечер жизни духовному поиску. Он путешествовал по Индии, посещая один храм или ашрам за другим, не находя внутреннего Покоя, который искал, пока не прибыл в Тируваннамалай. Он сразу почувствовал: "Это – дом" и поселился здесь как врач Ашрама.

Через некоторое время он, не видя в себе никакого улучшения, впал в отчаяние, как раньше делали и другие, и стал плакать перед Надгробием. "Зачем ты привел меня сюда, Бхагаван, если не собираешься дать мне Покой, который я ищу".

В ту же ночь он увидел во сне Бхагавана, сидящего на своей кушетке, и, приблизившись, стал на колени перед ним. Шри Бхагаван взял склоненную голову в руки и спросил, о чем он горюет. Затем, отвечая на жалобу, он сказал почти так же, как говорил другим почитателям при жизни: "Неправда, что у вас нет прогресса; я знаю это, а не вы".

Доктор Ачарья страстно взмолился: "Но я должен постичь Себя теперь, в этой жизни! Почему я должен ждать? Почему я должен идти так медленно?"

В этом сне, сне человека, который никогда не видел Шри Бхагавана при его жизни, ответы были такими, какие он обычно тогда давал. Совсем как прежде, слов повторного утешения было меньше, чем неописуемого обаяния его заботы.

Другие тоже придут. Анандамайя Ма, известная святая Северной Индии, пришла к Надгробию и, отказываясь от почетного сиденья, приготовленного для нее, сказала: "Зачем вся эта суета? Я пришла оказать почтение моему Отцу и могу сидеть вместе с остальными". Миссис Тальяркхан спросила одну южноиндийскую святую о ней и о других святых, еще живущих в теле, и получила ответ: "Он – солнце, а мы – лучи этого солнца". История Шри Раманы Махарши закончилась не в большей степени, чем история Христа после распятия. В самом деле, Шри Бхагаван принес на землю не новую религию, а новую надежду, новый Путь для тех, кто понимает и устремлен, из каждой страны и религии, в этот век духовной темноты. Это было не только при жизни его тела. Тем, кто боялся, что руководство может закончиться со смертью, он коротко отвечал: "Вы придаете слишком большое значение телу". Сейчас, как и тогда, он ведет каждого, кто приближается к нему, и каждого, кто подчиняется ему, он поддерживает. Для тех, кто ищет, Бхагаван Шри Рамана Махарши здесь.

29 августа, суббота: оставляет Мадурай ради Аруначалы.

1 сентября, среда: прибывает к Аруначале. Останавливается в различных помещениях Великого Храма, внутри Тысячеколонного Зала, в Патала Лингаме, иногда в гопураме (храмовой башне).

Пребывает в святыне и в примыкающей манговой роще.

Сентябрь: переходит в Павалаккунру.

Декабрь: Мать, Алагамма, посещает Шри Бхагавана в Павалаккунру.

Середина декабря: перебирается к нынешнему местонахождению Шри Раманашрама.

Глоссарий

В этом глоссарии разъясняются используемые в книге слова и термины (в основном на санскрите) и указывается их произношение.

Гласные a, i, u сходны с русскими "а", "и", "у", если не учитывать различий по долготе-краткости. Произношение этих гласных приблизительно следующее:

А

Иногда термин "аватар" используется более вольно: для обозначения какого-либо Божественного проявления.

адвaйта – advaita – недвойственность. Доктрина, состоящая в том, что ничто не существует отдельно от Духа, а всё есть форма, принимаемая на себя Духом (см. третий абзац главы 9 книги А. Осборна).

Основное расхождение в доктринах среди последователей индуизма проходит между школами адвайты и двайты. Двайтисты, или дуалисты, почитают личного Бога, отделенного от поклоняющегося. Адвайтисты, признавая истинность этого понятия на его собственном плане, идут за него, к понятию Абсолюта. В Абсолюте человек погружается обратно в ТО, которое есть его Источник и истинное Я, продолжая жить в чистом Блаженстве и безграничном Сознании Бытия.

акaрма – akarma – здесь: незаинтересованное, не основанное на желании, действие.

бнна – anna – денежная единица, которая сейчас не употребляется. В конце XIX в. в одной рупии было 16 анн.

анугрaхам – anugraham – Милость.

Брдра Дaршан – Ardra Darshan – День Видения Шивы (см. с. 20).

Аруначалeшвар – Arunachaleswar – Бог в форме Аруначалы, сокращение имени Аруначала-Ишвара.

бсур – asura – небесный демон, враг богов.

асурuческий – asuric – дьявольский, злой.

бшрамам – asramam – тамильская форма слова "ашрам.

Б

Брaхман – Brahman – высочайшее и окончательное понятие, Абсолют, о Котором ничего нельзя постулировать, поскольку любое утверждение будет ограничением. Первая стадия в проявлении Брахмана-Ишвара, личный Бог. Далее Ишвара представляется в трех аспектах: Брахма – Творец, Вишну – Хранитель и Шива – Разрушитель. Имеются храмы Вишну и Шивы, но не Брахмы, так как человек озабочен, скорее, Блаженством союза с Богом как хранителем и разрушителем форм, чем с Богом, который творит их.

Бyдда – Buddha – букв.: "Просветленный". Мировой Учитель Гаутама Шакьямуни (563-483 гг. до н. э.), основоположник буддизма.

бyддхи – buddhi – интуиция, интеллект.

Бхагавaд-Гuта – Bhagavad Gita – букв. "Божественная Песнь" или, более точно, "Песнь Бога", поскольку "Бхагавад" – существительное, используемое в качестве прилагательного. Писание Шри Кришны, восьмого аватара, из всех писаний индуизма, возможно наиболее широко изученное и имеющее больше всего последователей, выступает эпизодом Махабхараты – грандиозного эпоса на санскрите.

Бхагавaн – Bhagavan – то же слово, что и "Бхагавад", но с другим окончанием; обычно используется в смысле "Бог". Термины, такие, как Ишвара, Брахма, Вишну, Шива и имена различных аспектов Бога, употребляются в более техническом или философском смысле. В обычном разговоре говорят или "Бхагаван" (Бог), или "Свами" (Господь). По общему согласию термин "Бхагаван" используется для тех немногих высочайших Мудрецов, кто признан полностью единым с Богом.

Согласные "Б" и "г" произносятся с придыханием. Средняя гласная – "а" проглатывается и едва слышна.

бхaкти – bhakti – Любовь или Преданность.

бхaкти-мaрга – bhakti-marga – приближение к Богу посредством Любви и Преданности.

бхuкша – bhiksha – предложение пищи Гуру или санньясину. В случае Бхагавана это означало снабжение едой всего Ашрама, так как он обычно не принимал ничего, что нельзя было поделить между всеми.

В

Вайкyнтха – Vaikuntha – небо Вишну (см.).

Вeды – Vedas – названия собраний священных индусских Писаний, которые открылись древним риши (XX в. до н.э. – V в. н.э.) и служат окончательным авторитетом для большинства индуистов.

Виньяка – Vinayaka – см. Ганапати.

Г

Ганaпати – Ganapati – бог индуизма, сын Шивы (см.), имеющий голову слона при человеческом теле. Почитается как удаляющий все препятствия.

гuрипрадaкшина – giripradakshina – обход вокруг Аруначалы по часовой стрелке (прадакшина – круговой обход любого святого места по часовой стрелке, оно оставляется всегда справа; гири – Гора).

гyна, гyны – guna, gunas – три качества всего проявленного – саттва (см.), раджас (см.), тамас (см.). Тамас – движение от Духа вниз, к материи, от Единства к множественности; раджас – расширение наружу, в активность и множественность; саттва – подъем к Духу, Атману. В космическом плане гуны ни хороши, ни плохи. Они – только механизм проявления. Однако в человеческой жизни тамас – склонность ко злу, злобе и невежеству; раджас – склонность к внешней активности; саттва – склонность к духовности, включающая в себя свободу от мирских страстей и привязанностей.

Гyру – guru – духовный руководитель, или Учитель. О различных смысловых значениях этого слова см. с. 207.

Д

дайвuческий – daivic – Богоподобный или Божественный.

Дакшинамyрти – Dakshinamurthi – Шива, проявленный в древности как юноша, который учил в Молчании, посвящая и руководя учениками прямой передачей Духа. Особенно его связывают с Аруначалой, центром Безмолвия и чисто духовного посвящения и руководства, а потому также и с Шри Бхагаваном, который был Шивой, обучающим в Молчании.

Дaо – tao – одна из важнейших категорий китайской классической философии, означающая и Путь (садхана) и Цель, то есть Атман, истинное Я, или Абсолют.

дaршан – darshan – буквально "видение". Поскольку говорят о святом человеке, дающем даршан, то это слово лучше перевести как "безмолвная аудиенция". Выражение "иметь даршан Мудреца" можно толковать как "наслаждение милостью его присутствия".

джaпа – japa – букв.: "бормотание"; обычно означает повторение имени Бога, Гуру или мантры (см.).

Джaянти – Jayanthi – День рождения.

дхaрма – dharma – гармония, гармоничная жизнь или действие. Также и роль человека в жизни, поскольку гармоничное поведение одного (скажем, солдата), может не быть таковым для другого (скажем, священника).

И

Й

К

Кавьякaнтха – Kavyakantha – тот, чья речь подобна поэзии. Блестящий импровизатор стихов.

кaйвалья – kaivalya – состояние Единства.

Кaли-юга – Kali-Yuga – "темный век", равнозначный "железному веку" греко-романской традиции, начавшийся в 3101 г. до н. э. с битвы при Курукшетре, то есть с началом наставлений Шри Кришны, записанных в Бхагавад-Гите, и сейчас приближающийся к своему концу (см. юга)

Точно так же, как карма накапливается действиями и желаниями человека, так она может быть уничтожена Божественной любовью и знанием и отречением от желаний. Поэтому и сказано, что карма похожа на гору пороха, которую можно сжечь единственной искрой джняны (Божественного Знания).

кшeтра – kshetra – поле.

Л

лuнгам. – lingam – вертикальный каменный столб, часто используемый как символ Шивы, или Абсолюта, поскольку любой образ или кумир служит ограничением, а потому вводит в заблуждение.

М

мaнас – manas – здесь: ум.

мaнтапам – mantapam – святыня или простая каменная постройка с изображением Бога внутри или без него.

Джняна-марга – путь Знания, или Понимания, причем знания не умственного, интеллектуального, а духовного. Физическое знание переживается непосредственно, например, если обжечь палец и испытать боль; знание ума опосредовано, например, знание того, что огонь обжигает; духовное знание опять непосредственно, хотя и совершенно отлично от физического.

Бхакти-марга – путь Любви и Преданности.

Эти три Пути взаимно не исключают друг друга. Не может быть духовного Знания без Любви. Любовь и Преданность Богу также ведут к Пониманию и к Союзу, который есть Знание. Чтобы деятельность была абсолютно гармоничной и бескорыстной, она должна вдохновляться Любовью и Пониманием.

Джняна-марга ведет к бескорыстной деятельности, свободной от мысли: "Я – делатель этого и заслуживаю хвалы и вознаграждения".

Бхакти-марга ведет к активности, посвященной Богу, видению Бога, проявленным во всех Его творениях, и служением Ему службой для них.

Тем не менее, хотя указанные Пути в конечном счете сливаются и ведут к одной Цели – Самопостижению, они начинаются с разных точек и в процессе духовной практики их методы различаются.

Отдельно от этих трех основных Путей, марг, стоят два менее прямых и более детально разработанных расширений бхакти-марги, то есть йогические и тантрические Пути. Они очень далеки от учения Бхагавана и нет необходимости их описывать здесь.

Мaтрубхутeшвара – Matrubhuteswara – Бог (Ишвара) в форме Матери.

мaтх – math – частный храм или святыня.

мaулви – maulvi – мусульманин, знаток учения ислама и права. Мусульманский эквивалент пандиту (см.).

мaуна – mouna – Молчание.

мaуни – mauni – тот, кто принял обет Молчания.

Мeру (гора) – Mount Мeru – гора, которая, согласно индусской мифологии, делается Духовным Центром вселенной. Бхагаван утверждал, что Аруначала – это и есть гора Меру.

мoкша – moksha – Освобождение, или Избавление. Термин "спасение" обычно употребляется в дуалистическом смысле: спасение очищенной души в присутствии Бога. Термин "мокша" означает полное и окончательное освобождение от всего невежества и двойственности и посредством сознавания тождества с Атманом, истинным Собой.

Мyни – muni – Мудрец.

Н

Натарaджа – имя для Шивы, танцующего космический танец творения и уничтожения вселенной.

нuраса – nirasa – состояние отсутствия желаний.

О

ОМ – высочайшая мантра, представляющая субстрат "звука творения", который поддерживает вселенную.

П

Парамахaмса – parama-hamsa – букв.: "высочайший лебедь"; Мудрец, Просветленный.

пuал – pial – приподнятая платформа, каменная или бетонная лежанка, которая часто строилась вне дома индуса или у входа в него.

прaна – рranа – дыхание, или жизненная сила.

Пурyша – purusha – Дух. Атман – это Дух в самом чистом смысле, тогда как Пуруша более часто употребляется в мужском аспекте там, где Дух противопоставляется или соединяется с Материей (Пракрити). В обыденной речи этот термин может использоваться для слов "человек" или "муж".

Р

рuши – rishi – Мудрец; букв.: "провидец".

Рyдра – Rudra – одно из имен для Шивы; Шива как Ревущий.

С

1) погружение в Себя, или Атмана;

2) могила святого; иногда даже любая могила;

самaтва – samatva – практика равного отношения ко всему, равного уважения ко всем; всё рассматривается одинаково – как проявление Себя.

санкaльпы – sankalpas – врожденные склонности, желания и стремления.

сарвадхикaри – sarvadhikari – духовный учитель или, как в Шри Раманашраме, управляющий.

Сат – sat – Бытие, Истина, Реальность, Постоянство.

Сат Гyру, Садгyру – Sat Guru, Sadguru – Гуру, обладающий Божественной силой и тем отличимый от Гуру в более ограниченном смысле (см. с. 207).

сат-сaнг – sat sanga – букв.: "пребывание в Бытии"; обычно означает жизнь или пребывание в обществе Мудреца.

а) "Господь" (когда говорят о Боге);

б) духовный Учитель или учитель (независимо от того, достиг он какого-либо высокого состояния или нет);

в) просто знак уважения.

Сuддха – siddha – человек, достигший сверхобычных сил; человек, достигший Самопостижения; состояние Освобождения.

сuддха Пурyша – siddha purusha – мудрец (воплощенный или освобожденный от телесной оболочки), обладающий сверхобычными силами.

сuддхи – siddhi – сверхобычные силы.

стyти – stuti – хвала; гимн.

сушyмна – sushumna – психический канал, идущий от основания спины до верхушки головы.

Тaлук – Taluq – местный правительственный округ.

mбnac – tapas – епитамья, или аскеза.

тaттва – tattva – принцип. Здесь: элемент классификации всего диапазона феноменального существования.

тuртха – tirtha – священный водоем.

У

Из Упанишад берет начало вся философия Веданты.

Х

Хрuдаям – hridayam – букв.: "это – центр"; Сердце; духовное Сердце (не чакра), местопребывание Атмана в физическом теле.

Ч

чeла – chela – ученик.

чит-джaда-грaнтхи – chit-jada-granthi – узел, или звено, между Сознанием и физическим телом, который связывает их, чтобы дать иллюзию индивидуальности.

Ш

шайвuт, или шиваuт – saivite – преданный Шивы. Основное разделение в индуизме проходит между шайвизмом (шиваизмом) и вайшнавизмом (вишнуизмом), точками зрения, представленными Шивой и Вишну соответственно. Это отвечает различию между адвайтой и двайтой, поскольку преданные Вишну останавливаются на двойственности, в то время как шайвизм – учение недвойственности. Оно также соответствует разнице между джняна-маргой и бхакти-маргой, так как приверженец адвайты развивается духовным Пониманием, а приверженец двайты – Любовью и Преданностью Богу.

Эти различия непохожи на расхождения между христианскими сектами, поскольку оба Пути признаются правильными, и человек следует тому, который подходит его темпераменту.

шaкти – shakti – Сила, Энергия или Активность Божественного аспекта, или принципа. В индусской мифологии Божественный аспект, или принцип, представлен Богом, а его Энергия, или Активность, – женой Бога.

Шaмбху – Shambhu – одно из имен Шивы; Шива как Могучий.

шaстры – shastras – священные Писания, содержащие правила, регулирующие поведение, искусство, науку, управление и т.д.

Шuва – Shiva – одно из трех главных божеств индуизма, аспект Ишвары (личного Бога) (см. Брахман), Однако для своих преданных Шива – разрушитель стен той тюрьмы, где томится Дух человека, уничтожитель эго, двойственности человека и Ишвары, всех ограничений, оставляющий только Абсолютное Бытие, которое есть совершенное Знание и чистое Блаженство. Поэтому Шива – воплощение Абсолюта, содержащий Ишвару, всех богов и все миры как сновидение в себе.

Шри – Shri – блаженный или дающий блаженство. Сейчас часто используется как форма обращения, почти равнозначная слову "мистер", но все еще применяется в своем истинном смысле – к святому.

шрyти – shruti – букв.: "услышанное". Писания, полученные непосредственно от Бога или Гуру, а потому – наиболее авторитетные.

шyддха-мaнас – shuddha manas – очищенный, саттвический ум.

Ю

Библиотека “Тело Света” http://www.telo-sveta.narod.ru/libr.htm