Перевод академика В. М. Алексеева. Текст воспроизведен по изданию: Ван Вэй. Стихотворения. Москва, “Художественная литература”, 1979.
Средь путей живописца тушь простая выше всего. Он раскроет природу
природы, он закончит деяние творца.
Порой на картине всего лишь в фут пейзаж он напишет сотнями тысяч верст.
Восток, и запад, и север, и юг лежат перед взором во всей красе. Весна или лето,
осень, зима рождаются прямо под кистью.
Когда приступаешь ты к водным просторам, бойся класть плавучие горы.
Когда расположишь ты ветви дорог, свитых не делай, сплошных
путей.
Хозяину-пику лучше всего быть высоко торчащим;
гости
же горы нужно, чтоб мчались к нему.
Там, где сгиб и обхват, поместим, пожалуй, монашеский скит;
у
дороги, у вод мы поставим простое жилье.
Селу или ферме придай ряд деревьев, составив их в рощу:
их
ветки охватывать тело картины должны. Горе иль обрыву дай водную
ленту:
пусть
брызжет и мчится… Однако потоку не следует течь как
попало.
У рта переправы должно быть лишь тихо и пусто;
идущие
люди пусть будут редки, в одиночку.
Дав мосту-понтону на лодках плыть, все ж хорошо вздеть его выше. Поставив
рыбачий челн человека, снизить его, скажу, не помешает.
Средь скал нависших и опасных круч хорошо б приютить странное дерево. В
местах, где высится стеною кряж, невозможно никак дорогу
прокладывать.
Далекий холм сольется с ликом туч, а горизонт небес свой свет с водой
соединит.
В том месте гор, где их замок иль крюк, проток скорей всего оттуда
выводи. Когда ж дорога подошла к утесу, здесь можно дать навесной
мост.
Когда на ровном месте высятся хоромы и террасы, то надо бы как раз, чтоб
ряд высоких ив стал против человеческих жилищ;
а
в знаменитых горных храмах и молельнях достойно очень дать причудливую ель, что
льнет к домам иль башням.
Картина дали дымкою накрыта, утес глубокий – в туче, как в замке. Флажок
на виннице пусть высоко висит среди дороги, а парус странника недурно опустить в
начале вод.
Далекие горы нужно снижать и раскладывать; близким же рощам надо скорее
дать вынырнуть резко…
Когда рука пришла к кистям и туши, бывает, что она блуждает и играет в
забытьи… А годы, луны вдаль идут и в вечность, - и кисть пойдет искать
неуловимых тайн. Таинственно-прекрасное прозреть – не в многословии секрет; но
тот, учиться кто умеет, пусть все ж идет за
правилом-законом.
Верх
башни храмовой пусть будет у небес:
не
следует показывать строений. Как будто есть, как будто нет; то вверх идет, то
вниз бежит…
Холмы заросшие, бугры земли лишь частью приоткроют верх
жилища:
травою
крытый дом и тростниковый павильон тихонько выдвигают жердь и
шест.
Гора поделена на восемь граней, а камень виден с трех
сторон.
Когда рисуешь беззаботность туч, то не давай клубиться им грибом узорным
чжи.
Фигуры пусть не больше дюйма с небольшим, а сосны сун и туи бо пусть выйдут фута на два
ввысь.
Когда рисуешь ты в пейзаже горы-воды, то мысль твоя лежит за кистью
впереди… Гора в сажень, деревья ж в фут, дюйм для коней и доли для
людей.
Далекие фигуры все без ртов, далекие деревья без ветвей. Далекие вершины
без камней:
они,
как брови, тонки-неясны. Далекие теченья без волны:
они
– в высотах, с тучами равны.
Такое в этом откровенье!
Талия горная тучей закрыта; стены скалы прикрыты потоком; башня-терраса
прикрыты деревьями; путь же проезжий застлан людьми.
На камень смотрят с трех сторон, в дорогу смотрят с двух концов; гляди в
деревья по верхам, смотри в воде ступню ветров.
Вот таковы законы!
Когда изображаешь горы-воды, рисуй холмы хоть ровным-ровные, но с острою
вершиной; рисуй вершины острым-острые, но в связной цепи; рисуй скалу с
отверстием пещеры и стену острую отвеса; рисуй повисшие в пустотах глыбы и
круглые, как шар, холмы.
Река – дорога вдаль, прошедшая везде; когда же две горы сожмут дорогу, то
называй ущельем это. А если две горы сожмут реку, потоком это
именуем.
То, что похоже на гряду, но выше, называй хребтом; а то, что ровно
тянется, куда бы ни хватал твой взор, то именуем нагорьем.
И если кое-как на это обратить вниманье, то вот и общее подобие
пейзажа!
Кто смотрит на картину, тот стремится видеть прежде всего дух. Затем уж
различает он, где чисто, где мазки.
Реши, что гость и что хозяин:
кто
примет и с поклоном кто придет. Расположи в величественный ряд толпу вершин;
коль много их – то хаос, беспорядок; коль мало – вяло,
простовато.
Не надо их ни много и ни мало… Лишь различи, что дальше и что
ближе.
Далекие горы не могут с ближайшими слиться горами. Далекие воды не могут
с ближайшею слиться водой.
Где в талии горы прикрыт обхват, поставь туда строения храмовые; где
берега реки – обрыв, а дальше – насыпь и плотина, клади, пожалуй, маленький
мосток.
Где нет дороги, там пусть рощи и леса; где берег прерван – древний
переезд; где воды прерваны – в тумане дерева; где воды разлились – помчались
паруса; а в тайнике лесов – жилище человека.
Перед обрывом – древние деревья:
их
корни рваные свились узлом лиан; перед потоком – каменные глыбы:
узор
причудливый, следы воды на нем.
Когда рисуются деревья чащ лесных, далекие редки и ровны, а близкие часты
и высоки. Коль есть на них листва, то ветвь нежна, мягка; коль листьев нет, -
упруга и сильна. Кора сосны – что чешуя; у туи ж белой взмотан ею ствол. Коль на
земле растет, то корень длинный, ствол прямой; на камне ж – скрючена в кулак и
одинока.
В деревьях древних множество частей:
мертвы
они наполовину; в холодной роще спряталась пичужка; ей холодно,
уныло-сиротливо.
Коль
идет дождь – не различишь ни неба, ни земли; не знаешь, где здесь запад и
восток. Коль нет дождя, но ветер – только знай гляди за ветвями дерев. Коль
ветра нет, но дождь – верхи дерев под тяжестью согнулись. Прохожий встал под
зонт, рыбак надел рогожу…
Приходит дождь – подобрались и тучи; а небо – синяя
лазурь…
Когда ж слегка туман и сеется тихонько мгла – гора усилит яшмовую
сочность и солнце близится к косым отсветам…
В природе ранней тысячи вершин хотят заутреть; дымка и туман тонки,
неуловимы; мутна-мутна остатняя луна, и вид ее – сплошное
помраченье.
А вечером смотри: гора глотает красное светило, и свернут парус над
речною мелью. Спешат идущие своей дорогой, и двери бедняка уже
полуприкрыты.
Весной: туман – замок, а дымка – что покров. Далеко дымка тянет белизну…
Вода – что выкрашена ланем[1], а
цвет горы чем дале, тем синей.
Картина летом: древние деревья кроют небо, зеленая вода без волн; а
водопад висит, прорвавши тучи; и здесь, у ближних вод, - укромный, тихий
дом.
Осенний вид: подобно небо цвету вод; уединенный лес густым-густеет. В
воде осенней лебеди и гуси; и птицы в камышах, на отмелях
песчаных…
Зимой, смотри; земля взята под снег. Вот дровосек идет с вязанкой на
спине. Рыбачий челн пристал у берегов… Вода мелка, ровнехонек
песок.
Коль ты рисуешь горы-воды вместе, ты должен рисовать по сменам
этим.
Теперь, коль скажем так:
“Утесы-этажи в замке тумана”; иль так:
“В Чуские горы тучи уходят”; иль так еще:
“Осеннее небо утром очистилось”; иль так:
“У древней могилы рухнувший памятник”; иль так еще:
“Дунтин (озеро) в весенней красе”; иль так:
“Дорога заглохшая, я заблудился”, - то все такого рода выраженья мы
именуем подписью к картине.
Вершины гор нельзя в одном шаблоне дать; верхушки дерева нельзя давать в
одной манере. Одеждою гора себе берет деревья, а гору дерево берет себе, как
кость.
Нельзя давать деревья без числа: важнее показать, как стройны, милы горы.
Нельзя нарисовать и горы кое-как: а надо выявить здоровый рост
дерев.
Картину, где подобное возможно, я назову пейзажем
знаменитым.
Перевод
В М Алексеева впервые опубликован в журнале “Восток” кн.3 (Пг., 1923),
перепечатан в книжке-каталоге “Выставка
китайской живописи”
(Л., 1934 г., издание Государственного Эрмитажа) и в книге “Мастера искусства об
искусстве”,
т. I
(М., “Искусство”, 1965).
[1] Лань - индиго
Помещено
с сайта
http://www.philosophy.ru/library/asiatica/china/
Библиотека "Тело Света"
www.telo-sveta.narod.ru/libr.htm